Александр Кокорин в интервью Peopletalk рассказал о самом громком скандале 2019 года, о дружбе с Павлом Мамаевым, жизни в тюрьме, деле Михаила Ефремова и переходе в «Спартак».
О реакции общественности
— В пятидесяти процентах курьезных случаев, произошедших со мной, я ничего не вижу. Пресса научилась это преподносить так, что люди смотрят и говорят: «Плохой парень».
— Вас это тревожило?
— Чуть-чуть тревожило. Особенно когда я был молодым. Если сейчас вернуться назад, то я бы все это сделал по-другому. Сделал бы все идеально, как у молодых звезд сейчас, когда их ведут люди и твоя жизнь кажется идеальной. За ними в три раза приятнее наблюдать, нежели за нами. У меня такого человека не было. В России я с такими людьми не сталкивался, кто мог бы в этом плане мне помочь.
О зарплатах футболистов
— Почему у людей пристальное внимание к футболистам и их зарплатам?
— Почему-то люди думают, что на налоги, которые они платят, содержимся мы. Я также плачу налоги и они у меня суперогромные. Если взять всю мою историю и посчитать, будет приличная сумма. Это стереотип людей, котовой сложился. Если сравнить нас с ребятами из хороших сборных, условно, Неймар — он получает 40 млн. Никто не говорит, что мы играем на его уровне, поэтому мы получаем в 10 раз меньше. У нас любят богатых.
Я смотрю на Романа Абрамовича, у него три лодки по 200 м, неважно где он заработал эти деньги, я смотрю на него — и он мне импонирует. Он молодец. А у нас люди не понимают, что мы занимаемся десятками лет, чтобы к этому прийти.
О дружбе с Мамаевым
— Вам не кажется, что ваш тандем с Мамаевым вечно приводит к каким-то неприятностям?
— Мы уже анализировали это и решили, что к неприятностям приводит не сам факт, когда мы вместе, а когда мы вместе и выпиваем. Нам нельзя выпивать. Паша сейчас вообще перестал пить. Когда мы сейчас вместе встречаемся, то все нормально.
О тех самых драках
— Что произошло в ту ночь в кафе?
— Мы подрались. Два раза.
— Что вы почувствовали, когда увидел видео в интернете?
— Ничего. Удивился, почему это видео вышло. Мы часто ходим в это кафе. Когда уходили — пожали всем официантам руки, все было нормально. Удивило, что это все вылезло. Когда вылезло второе видео, то начали понимать, что все будет серьезно. Начали в тот момент обращаться к адвокатам. Кстати, ни один из них не сказал, что нас могут закрыть.
Я думал, что нас максимум закроют на несколько дней и дадут кучу исправительных работ, что для меня было бы более постыдно. Думали, что все со временем забудется, будет разбирательство по закону, а мы продлим тренировки. Потихоньку, потихоньку с ребят в итоге сняли эту статью. Сейчас я могу смело сказать, что как говорили адвокаты, и мы понимали это, — нас не должны были брать под стражу.
О тюремном сроке
— В каком момент вы поняли, что вас закроют?
— После суда. Я думал, что после СИЗО нам не разрешат выезжать из страны, а нас закрыли. Скрутили нас очень быстро, ажиотаж был сумасшедший. Мы думали, что ажиотаж будет гаснуть, но он только нарастал.
Через месяца четыре мы поняли, что нас никто не выпустит. Мы уже начали выбирать тот срок, на который мы будем согласны. Когда прокуратура зачитывала обвинение, я когда слушал это, то думал, что я устроил три терракта, поубивал пол страны. Я думал, что если за это мне дадут пять лет, я соглашусь. Когда нас запросили 1,5 года — мы выдохнули. Камень с плеч упал в тот момент. Были мысли, что это все может поставить крест на карьере.
О деле Ефремова
— Когда смотришь на все это и сравниваешь, например, с ситуацией Михаила Ефремова, в которой погиб человек, а его не взяли под стражу, то думаешь, что такое в отношении нас было кому-то выгодно. Думаешь, где Справедливость? Считаю ли я, что был не прав? Да. Мы сразу извинились. Я звонил Паку, он не брал трубку. Водителя второго я вообще не трогал. Мы перед всеми спокойно извинились.
— Что у вас произошло, что вы захотели ударить человека стулом?
—У меня была серьезная травма, я вылечился, была игра против Паши. Мы сразу запланировали, что поедем в Москву на «Сапсане». За всю жизнь у меня не было таких конфликтных ситуаций ни с кем. Я спокойно могу с человека поговорить и расставить все точки над i. В то утро произошло две конфликтные ситуации за утро. Значит такая судьба. После произошедшего я многое пересмотрел в жизни.
— Что бы вы посоветовали маленькому Саше Кокорину?
— Не бить людей стулом
О жизни в тюрьме
— Какие были впечатления от зоны?
— Нам очень сильно повезло, что мы медийные люди и с нами боялись, что-то сделать. Начальник колонии очень любит футбол и болеет за «Динамо». Это не значит, что мы сидели у него постоянно и говорили о «Динамо». Он просто любит спорт и позволял нам три часа в день тренироваться и играть. Было очень приятно получить много писем. Эрику Давидычу пришло в СИЗО 10 тысяч писем, а мне 6 тысяч на Новый год. Сотрудник сказал, что на всех не пришло столько поздравлений, сколько одному мне. Я все читал, в день мог ответить на 300 писем. Самое неожиданное письмо? От бабушки блокадницы, которой 95 лет.
Нам было интересно, кто за что попал в тюрьму, особенно про тех, кто сидел пожизненно. К нам приходил батюшка, и мы просили его рассказать о тех, кто отбывает пожизненное, он к ним тоже ходил. Он говорил, что они такие же люди, также улыбаются. Когда они понимали, что никогда больше не выйдут отсюда, то просто перестраивали свою жизнь и жили спокойно. За ними следят там пристально, чтобы они с собой чего-нибудь не сделали. Видел бабушку 70 лет, которая работала в банке и была мошенницей.
— Вы считаете, что потеряли год жизни?
— Это как армия, только более суровая. Чтобы чуть-чуть в себя прийти там можно оказаться. Мне было это полезно, но если бы это стоило того и было серьезное преступление, не было бы вопросов. Так как я видел другие дела и как из разбирали, какая была огласка — у нас все было чересчур.
— Вы были там упаковщиком. Что упаковывали?
— Костюмы для птицефабрик. Нас научили этому. Норму нужно было выполнять.
Об уходе из «Зенита»
— «Краснодар» разорвал сразу контракт с Пашей. Я был изначально зол на них, почему они не поддержали друга, негодовал. А сейчас понимаю, что они на самом деле сделали все красивее, прозрачней, правильней, чем мой бывший клуб. По факту я был не нужен руководству, но они мне не могли этого сказать. А потом когда я вернулся, узнал, что меня не заявили. Был шанс, чтобы меня заявили и я мог бы сразу практически играть. Единственный плюс — это был декабрь.
Я уехал в отпуск, восстановился, перезагрузился, приезжаю, а мне говорят: «будь добр, езжай в Сочи». Я узнаю это из прессы. Мне звонит президент «Сочи», общается со мной, я с ним в хороших отношениях. Я ему сказал, что не понимаю почему разговариваю с ним, хотя у нас со времен «Динамо» хорошие отношения. У меня есть работодатель, пусть они все скажут.
«Зенит» обещал мне и очень просил, чтобы я уехал в «Сочи», что продлят контракт со мной после этого. Мы выполнили цель, «Сочи» не вылетел. Я вернулся на радостях в Питер, а мне говорят, что из-за той истории со мной не будут продлевать контракт. Ну и все, я уехал. Зато честно.
О переходе в «Спартак»
— Для вас стало неожиданностью, что вы попали именно в «Спартак»?
— Для всех команд, в которых я был до этого, «Спартак» был главным раздражителем. Я столкнулся с такими ситуациями, что понял: нельзя чего-то глобального планировать, зарекаться. Я сейчас здесь и доволен, насколько профессионально все произошло. Я понял, что хочу вернуться в Москву, начать новый этап.
Какие еще были предложения? В России много, я остановился на «Спартаке». Контракт хороший на три года с возможностью «продлиться» еще на год. Я еще хочу поиграть в сборной и жду приглашения. Для меня это будет идеально. Для спортсмена это будет финишная история, я вернулся. Не волнуюсь, только переживаю за ногу. Если с ногой будет все хорошо, то будет все нормально.
— Каким вы хотите запомниться в умах болельщиков?
— Хочу постараться убрать все скандальные истории, чтобы меня запомнили хорошим спортсменом, который хорошо играл за страну и за клубы.
Комментарии 1