Современные российские «звезды», будь то футболисты или тренеры, болезненно реагируют на любую критику в свой адрес. Иные так просто фыркают в ответ: «Да где он играл, чтобы меня поучать?» Действительно, людей, знающих эту профессию изнутри, а не снаружи, среди спортивных обозревателей немного. Но все-таки они есть; один из них – перед вами. И пусть выдающегося мастера мяча из Черданцева не вышло (другие были приоритеты в жизни), к его комментаторскому мнению действительно прислушиваются все: и простые болельщики, и непростые футбольные примы. Все потому, что Георгий не только словом искусно владеет, но и предметом, о котором рассказывает. Редкое по нынешним временам сочетание.
– Юра, с точки зрения известного комментатора Черданцева, у юного футболиста Черданцева были задатки для того, чтобы вырасти в большого мастера?
– Думаю, что не было, нужно объективно это признать. На самом деле хорошо я начал играть в футбол только после окончания спортивной карьеры и завершения выступлений в чемпионате Москвы. Лет 18 мне тогда было, призывной возраст. Будучи студентом первого курса университета, год отбегал за факультет. Вот это было реально круто. А потом получил тяжелейшую травму и дальше играл, хромая.
– Колено?
– Да, и связки полетели, и все на свете. А так я думаю, что никаких выдающихся футбольных способностей у меня, конечно, не было. Бегал быстро, это правда. Но в целом со здоровьем не особо хорошо было. В общем, о профессиональном спорте речи быть не могло. Тем более что учеба у меня стояла на первом месте. С другой стороны, я видел талантливейших ребят – только через мою команду таких минимум человек пять прошло за шесть лет. Так вот у них были все задатки, чтобы вырасти в игроков экстра-класса. Зимой мы, «Спартак-2», играли в манеже товарищеские матчи со СДЮШОР «Спартак». За них выступали ребята на год младше, поскольку общий уровень у СДЮШОР повыше был, чем у нас, в ДЮСШ (это как высшая и первая лига на юношеском уровне). Как сейчас помню центрального полузащитника у «Спартака» 72-го года. Изумительный игрок! Поле видел фантастически, передачи на 30-40 метров партнерам в ноги вкладывал. А футболистом не стал, даже в спартаковском дубле не засветился. Где он сейчас? Почему не стал футболистом?
Вообще в то время уровень высшей группы чемпионата Москвы был очень приличный. Колыванов, Кирьяков, Савичев, который золотой олимпийский гол забил, – все они из этого турнира выросли. Я сам играл в одной команде и против ребят огромного потенциала. Один парень, например, брал мяч у вратаря, обыгрывал почти всю чужую команду, человек шесть-семь, и забивал голы. Звали его Вася Захарьев. Футболистом он стать не захотел. Просто не захотел, хотя мог бы вырасти в Марадону. Недаром тренеры говорят, что главное в спорте – это психология, остальное – вторично. Были еще перспективные ребята, но в большой футбол никто не попал. Центрального нападающего из моей команды приглашали перед армией в смоленскую «Искру» на просмотр, а это первая лига чемпионата СССР! Но он не прошел там медкомиссию. Сказали – колени плохие, нагрузок профессионального спорта не выдержат. Забраковали. К сожалению, одного таланта для того, чтобы стать профессионалом, недостаточно. Что касается меня, то, может, в своей команде я и не блистал, но и из основы не выпадал.
– Перед вами стояла проблема выбора – филфак МГУ или что-то другое?
– Вариации были только на тему названия вуза. Бабушка хотела, чтобы я поступал в МГИМО, где она работала, отец был категорически против и настаивал на МГУ, где работает он. Я из академической семьи. У меня прадедушка – академик, похоронен на Новодевичьем кладбище. Бабушка – профессор, папа – профессор, мама – кандидат наук и так далее. Университет и получение высшего образования были для меня чем-то само собой разумеющимся. Это даже не обсуждалось. Другое дело, что после развала Советского Союза перспектив в научной карьере стало совсем не видно. Собственно, поэтому жизнь и пошла другим путем. Но, повторюсь, подобная дилемма передо мной никогда не стояла. Даже если бы я обладал какими-то сверхъестественными футбольными способностями, вряд ли предпочел бы профессиональный спорт науке, тем более что в советское время профессиональный спорт не гарантировал какой-то супержизни и больших заработков.
– Бытует мнение, якобы прежде чем стать тренером, следует убить в себе футболиста. А чтобы стать комментатором, обязательно душить в себе болельщика?
– Непременно! Это одно из условий профессии. Болельщик не может быть ни хорошим обозревателем, ни тем более комментатором, потому что он всегда будет видеть вокруг только одно сочетание цветов. А это неправильно – нужна вся палитра. Иногда мне немного жаль, что я больше не болельщик, что не хожу на стадион, не жду всю неделю выходных, точнее, дня, когда сыграет любимая команда, потому что это кульминация недели. Года с 1979-го, наверное, и до последнего времени я не пропустил ни одного матча. Речь о «Спартаке», естественно. Но обстоятельства изменились, да и «Спартак» тоже изменился и, на мой взгляд, не в лучшую сторону по сравнению со временами Николая Петровича Старостина. С другой стороны, я понимаю, что если бы не Федун, то «Спартак» мог бы вообще исчезнуть или повторить судьбу «Торпедо». Сложная, короче говоря, история.
– Спартаковское прошлое больше помогает вам в работе или все же вредит?
– Не знаю, мешает или помогает, оно чувствуется. Это не прошлое даже – это огромная часть жизни, и от нее никуда не денешься. Все-таки я шесть лет в «Спартаке» играл. Мой папа, как я уже сказал, профессор, доктор биологических наук, не просто болельщик, а ярый фанат «Спартака». Он смотрит все матчи, все мои трансляции и программы, потом звонит и так по-профессорски все раскладывает по полкам, что я молчу по полчаса и слушаю. Как он негодовал по поводу дисквалификации Веллитона, вы бы слышали! Валерий Карпин со своими высказываниями на этом фоне просто ангел. У меня масса друзей, знакомых среди спартаковских болельщиков. Они по-прежнему считают меня своим, и отчасти, наверное, так оно и есть. Я же этому клубу не изменял, образно говоря, из «Барселоны» в «Реал» не переходил. Эти люди ждут от меня какой-то особенной поддержки в любой спорной ситуации и при любых обстоятельствах. Лишь немногие из них, в первую очередь взрослые люди, понимают: я не могу всегда и везде принимать сторону «Спартака» только потому, что когда-то защищал цвета этого общества. Это непрофессионально.
Непонимание этого со стороны основной массы болельщиков напрягает. Но я оставляю за собой право на свое мнение, которое не зависит от того, за какую команду я играл в детстве. Например, если я считаю – а я так считаю, – что Веллитон умышленно врезался в Акинфеева, а Кураньи задел Паршивлюка случайно, я не буду с пеной у рта кричать, что Кураньи нужно дисквалифицировать, так же как и Веллитона. Я не считаю, что «Спартак» засуживают и что против «Спартака» существует заговор, и буду спорить с этой точкой зрения, потому что она у меня другая. И так далее. Если бы я был просто болельщиком, то у меня не было бы своего мнения, а было бы мнение болельщика, а мнение болельщика по определению стоит дальше всего от объективности.
– Первый живой репортаж – он, как и первая любовь, не забывается?
– Я помню матч, который прокомментировал первым. Это была «переозвучка» игры Италия – Норвегия чемпионата мира 1998 года. Был 1999 год, дебютировал, естественно, «под картинку». А о первом живом репортаже я неоднократно рассказывал, это интересная история.
– Расскажите.
– Первым серьезным матчем, который я комментировал, будучи еще самым настоящим болельщиком, была приснопамятная игра ЦСКА с «Мельде» в Лиге чемпионов все в том же 1999 году. Тогда мне впервые в жизни пришлось болеть за команду, которая является антагонистом «Спартака» по всем показателям. Тем не менее я этот матч «выиграл» – вместе с ЦСКА, разумеется (улыбается). А перед ответной игрой случился форс-мажор – коллега, который должен был работать на ней, то ли заболел, то ли еще что случилось. Короче говоря, мне день в день позвонили и сказали ехать в Останкино комментировать. Этот матч шел на федеральном НТВ. ЦСКА, как назло, с треском проиграл – 0:4 после 2:0 в Москве! Более сложного репортажа в моей жизни не было. На каком-то этапе я просто растерялся и не знал, в каком ключе комментировать, какую тональность выдерживать. И еще по ходу дела мне принесли записку от Алексея Ивановича Буркова, тогдашнего гендиректора компании. Он, видимо, позвонил редактору, а тот, в свою очередь, огромными буквами вывел на листе бумаги: «Звонил Бурков и велел передать, чтобы ты немедленно перестал учить их играть в футбол!»
В этот момент я подумал: все, конец карьере. Потом боялся на работу выходить – был уверен, что услышу «до свидания». Однако ничуть не бывало! Первым человеком, которого я встретил в коридоре телецентра на следующий день, был как раз таки Бурков. Он улыбнулся, похвалил за репортаж, но все-таки сделал замечание: «Ты кто такой, чтобы поучать людей, как играть в футбол? Сам-то по мячу хотя бы раз можешь попасть?» Я обиделся: «За сборную, конечно, не играл, но чемпионом Москвы становился, медальки-грамоты имею». Бурков удивился: «Не знал, что ты играл в футбол, ну тогда тем более молодец. Но все равно не учи их играть!» Так, собственно, и началась моя комментаторская деятельность, а могла ведь и закончиться по иронии судьбы «благодаря» ЦСКА. А благодаря «Спартаку» я, собственно, получил известность, потому что комментировал самые яркие победы красно-белых в Лиге чемпионов на рубеже 2000-х – в Лиссабоне над «Спортингом», в Москве над «Арсеналом».
– Любой поисковик по запросу «Черданцев» обязательно выдаст ссылку на знаменитую игру Россия – Нидерланды 2008 года. Это, можно сказать, классика жанра. А какие еще репортажи запечатлелись в памяти?
– С чемпионата мира в Японии. Там было очень сложно работать из-за разницы во времени. Котэ Махарадзе как-то сказал, что беспорядки на Манежной площади спровоцировал комментатор, который не имеет права так заводить болельщиков. Махарадзе, очевидно, смотрел матч на "НТВ-Плюс", где действительно орал я, но доподлинно известно, что на Манежной шла трансляция Первого канала. Хотя, может, меня там из Японии было слышно?
– А казусы, за которые потом приходилось краснеть, случались?
– За 10 лет я прокомментировал если не 1000, то более 500 матчей точно. Большинство из них – в прямом эфире. Плюс последние лет пять постоянно работаю ведущим в программах разговорного жанра, тоже в прямом эфире. Конечно, если все это время суммировать, то каких-то оплошностей, ошибок наберется уйма. Тем более у нас есть особая категория зрителей – это люди, которые сидят у телевизора только ради того, чтобы подловить комментатора на какой-то оговорке. У меня есть слабое место – я человек не то чтобы рассеянный по жизни, но не очень внимательный. Мне иногда не хватает сосредоточенности, бывает, что какие-то моменты просто путаю, туплю. Это невозможно вылечить, исправить – это часть меня. Иногда во время комментирования на меня находит какой-то ступор – в этом состоянии могу забыть даже какую-то элементарную вещь. Допустим, как зовут Фигу или что-то в этом роде. А поскольку все это идет в прямом эфире, ты не можешь остановиться, отмотать пленку и озвучить заново, вероятность ошибки в живом репортаже значительно выше, чем в любом другом жанре.
Заметку, например, можно перечитать, исправить, а сказанное слово уже не воротишь. Конечно, оговорок я допускаю много, но бреда точно не несу. Ну, зевнул на игре «Локомотив» – «Волга» в этом году. На самом деле, я считаю, некрасиво поступили коллеги, выложив это на главной странице посещаемого сайта. Они сами могут в любой момент оказаться в такой ситуации. Я считаю, что тут должна была быть проявлена корпоративная солидарность – в сущности-то, ничего страшного не произошло, всю историю высосали из пальца. Ведь понятно же, что в этом зевке не было никакой преднамеренности – просто не дотянулся до кнопки, которая отключает звук. Тем более что зевнул я на 90-й минуте в матче, который проходил при температуре плюс 40, и я был одним из последних, кто до этой 90-й минуты более или менее держался, остальные давно заснули.
А что касается откровенного вздора, то со мной такого, к счастью, не происходило. У коллеги была смешная история: в аппаратной перепутали линии, и он минут десять комментировал матч двух сборных под картинку совершенно других команд. Единственная серьезная лажа у меня случилась на нефутбольной почве.
– С этого места, пожалуйста, поподробнее.
– Вообще-то другие виды спорта я обычно не комментирую, на канале достаточно специалистов в каждой из областей. Но раз в два, в четыре года происходят исключения – Олимпиады. На Играх-2006 мне предложили выбор: керлинг или шорт-трек. Ни то ни другое мы тогда особенно не транслировали и соответствующих комментаторов или специалистов не было, да и сейчас нет. Я выбрал шорт-трек. А поскольку этот вид вообще мало кому понятен и интересен, кроме корейцев, думаю, что и мои «выдающиеся» комментарии мало кто услышал. Но я-то их запомнил и получил урок на всю оставшуюся жизнь. Нельзя быть таким самоуверенным – особенно в тех вещах, в которых ничего или почти ничего не смыслишь…
Ситуация была следующая. Я вел репортаж с эстафеты. Это, чтобы читатели себе представили картинку, куча народу на небольшой площадке. Непосредственные соперники едут по внешнему радиусу, а люди, которые их заменяют, толпой катятся по внутреннему радиусу. Разобраться, что к чему, довольно сложно – тем более что шлемы у них одинакового желтого цвета, только номера на них отличаются, лиц не видно. А номера все трехзначные, цифры маленькие. Я по первым дням соревнований понял, что лидеры в шорт-треке корейцы, но в эстафете отчего-то принял за них неких людей в синих костюмах. Видимых опознавательных знаков на них, еще раз повторюсь, не было.
А я заметил на предыдущих гонках, что существует такая тактика, при которой более сильный спортсмен не уходит сразу в отрыв, а атакует соперников как бы из засады и на последних двух кругах прибавляет и объезжает конкурентов. Я эту фишку просек и думаю себе: с тактикой шорт-трека все понятно. И говорю зрителям: корейцы, мол, как обычно, заняли выжидательную позицию, сейчас они четвертые, но скоро всех догонят и обгонят. Между тем ситуация на площадке довольно странно – для меня – складывается. Фаворит мой с каждым кругом все больше и больше отстает от лидеров. Я в недоумении: что за ерунда? Но все равно продолжаю гнуть свою линию. Выкручиваться-то надо. Потом присмотрелся к номерам на шлемах, сравнил их с протоколом, и обмер. За корейцев-то я австралийцев принял! Костюмы почти одинаковые – синие, желтые шлемы, все низкорослые, флаги на костюмах крошечные, а несутся они на таких скоростях, что не до этих деталей. А настоящие корейцы как со старта умчали вперед, так до конца никого к себе не подпустили. К счастью, в более рейтинговых видах я таких ляпов не допускал.
– Садясь перед микрофоном, вы держите в голове какой-то набор домашних заготовок или все перлы рождаются экспромтом?
– На самом деле и раньше, и сейчас перед особо важными матчами я начало репортажа прописываю на бумаге. Если в прошлом году это была игра «Реал» – «Барселона», то первую страницу текста, до рекламы, я написал, поскольку считаю, что комментарий должен соответствовать уровню и важности матча. Вкатиться в такой репортаж нужно на хорошей ноте, чтобы сразу привлечь внимание зрителей к событию, особенно тех, которые случайно включили телевизор.
Конечно, я этого не делаю, когда комментирую Серию A, допустим, встречу «Палермо» с «Удинезе». Там писать начальные фразы излишне, тем более что аудитория этих трансляций, к сожалению, ничтожна. Это не значит, что к этой малочисленной аудитории можно подходить без должного уважения, но все-таки большой и обычный матч – разные вещи. К большим матчам готовлюсь основательно. Если в голову приходит какая-то остроумная комбинация слов, которая может пригодиться, я ее тут же записываю. У меня в айпаде даже есть специальная папка «Репортаж», куда заношу всякие каламбуры и прочие такие вещи, которые могут пригодиться в работе.
– Футболисты обычно настраиваются на игру при помощи музыки. А комментаторы?
– Лично у меня ничего такого нет. Это настолько уже вошло в привычку, что какой-то дополнительный настрой мне для работы не требуется. Особый настрой нужен на большие матчи и на большую аудиторию. Хороших игр на федеральном НТВ мало, а хороших комментаторов – много. За год таких репортажей у каждого из нас набирается один или два всего. И, конечно, такой матч надо отработать на максимуме своих возможностей. Соответственно к нему и готовишься – как футболист к финалу Лиги чемпионов. Это обязательно режим, полноценный сон, знакомство с местной прессой, если дело происходит за рубежом. У меня есть определенный набор ритуалов, что я обычно делаю в день заграничного матча Лиги чемпионов. Это не просто так: пошел по магазинам, позабыв обо всем на свете, потом заскочил на стадион, прокомментировал полтора часа и уехал обратно в гостиницу. Нет, подготовительная работа в таких случаях носит серьезный характер: настраиваешься, прикидываешь расклады, прописываешь какие-то мысли…
– Живое комментирование Лиги чемпионов в спортбаре – это тоже своего рода тренинг?
– Во-первых, это заработок, чего скрывать. Почему-то считается, что все, кто работает на телевидении, чрезвычайно обеспеченные люди. К моему огромному сожалению, это не так. Если бы я со своим статусом и опытом работал комментатором где-нибудь в Англии или в США, то был бы реально состоятельным человеком и имел контракты с шестизначными суммами. В России этот бизнес развивается очень медленно, рынок узок.
На днях, не буду называть фамилий, разговорился с коллегой, который, в свою очередь, до этого имел беседу с игроком нашей сборной. Так футболист, как выяснилось, на полном серьезе думал, что у нас контракты на "НТВ-Плюс" такие же, как у него в клубе. То есть считается, что мы там живем распрекрасно и роскошествуем. Нет, это не так. Я не раскрою никаких секретов, эта цифра была в прессе – победитель нашего конкурса комментаторов получил грант в 1500 долларов в месяц. Это 45 тысяч рублей. В месяц. Это его зарплата. Бонусы, премии, надбавки не предусмотрены.
Я вам так скажу: все, что я зарабатываю в год на ТВ, радио, корпоративах и так далее, - это годовой контракт среднего футболиста средней российской команды первого дивизиона. Я знаю, что есть некоторые игроки дубля, которые зарабатывают больше. У меня семья, мама на пенсии, наследство мне никто оставлять не собирается. Я могу рассчитывать только на себя, поэтому приходится зарабатывать всеми возможными способами, конечно, если они не противоречат законодательству и моим представлениям о морали.
Что касается живых комментариев, то если «Лиге пап» интересно привлечь внимание аудитории к себе и к событию и заведение приглашает меня и платит деньги, не вижу в этом ничего дурного. Это часть профессии. Но, еще раз подчеркну, я это делаю не из удовольствия. Музыканты, знаете ли, в ресторане тоже не из любви к искусству играют – жизнь вынуждает.
Хотя, должен сказать, живой комментарий – это довольно любопытный жанр. Мы же обычно не видим людей, для которых вещаем, а тут ты слышишь реакцию зала. Если пошутил, а они не смеются, значит, шутка не удалась. Или заорал громко, а зал тебя поддерживает – стало быть, попал с ним, с залом, на одну волну. Ну и вообще думаю, любой артист, который работает с живой аудиторией, всегда подспудно думает: вдруг кто-нибудь сейчас бросит тухлое яйцо...
Именно в отсутствии обратной связи заключается самая большая сложность нашей комментаторской профессии. Работая на федеральном канале на миллионы людей, ты абсолютно не представляешь, воспринимает тебя слушатель или нет. Ты отдаешь уйму энергии и ничего не получаешь взамен. Вообще! Ну, кроме СМС от мамы, которая всегда меня слушает и всегда после эфира напишет сообщение или позвонит и скажет (кстати, не всегда), что я отработал отлично. Это папа меня только хвалит. Вот и все, что я знаю о своей работе, потому что отзывы в Интернете давно не читаю. Интернет, к сожалению, за последние 10 лет превратился из глобальной сети в глобальную помойку слов и мыслей.
– Трехлетний сынишка уже смотрит отца по телевизору?
– Мне сложно понять, как он это все для себя оценивает, но он понимает, что папа иногда появляется в телевизоре. Я, правда, не знаю, как он себе представляет, что такое телевизор. Жена рассказывала: был какой-то футбол, который не я комментировал. Андрюша прибежал в комнату, послушал несколько минут. Разочарованно махнул рукой: «Чужой дядя» и ушел по своим делам.
Именно ради сына мне хотелось бы остаться в профессии как можно дольше. Мне бы хотелось, чтобы он послушал меня, будучи уже более или менее взрослым человеком, а не ребенком. Надеюсь не выпасть за это время из обоймы. Интересно, что он скажет? Да и вообще будет ли ему интересен футбол?
Олег Лысенко
Комментарии 8