Олимпийский чемпион-92, ветеран сборной СССР и России, ветеран "Спартака" Виталий Прохоров о последнем нашем золоте Игр, о "Спартаке", жёстком гении Тихонова, знаменитой обиде Хабибулина, конфликте с Халлом, шебутном Кинэне, монастыре на Валааме и негостеприимных Сокольниках.
22 года прошло с тех пор, как мы последний раз выигрывали Олимпиаду. Причём именовалась та молодая сборная, которая вопреки всему выиграла в Альбервилле-92, не Россией и не Советским Союзом, а неясно-расплывчатой Объединённой командой. У неё не было ни флага, ни гимна – вместо серпасто-молоткастого красного знамени либо нынешнего триколора к потолку поднимался олимпийский флаг и звучал олимпийский же гимн. Но руководил этой командой всё тот же тренер-победитель Виктор Тихонов, и она снова взяла золото, обыграв в финале Канаду во главе с юным Эриком Линдросом.
Одним из тех, кто это сделал, был спартаковец Виталий Прохоров. Его насыщенная биография включила в себя выступления и за "Сент-Луис" в НХЛ, и за сборную СССР в Кубке Канады-91, и капитанство в сборной на ЧМ-98, и Швецию со Швейцарией, и Магнитку с "Ладой", и руководство строительной фирмой, и даже два года в монастыре на Валааме. Теперь этот форвард с нестандартной судьбой успешно возглавляет юношескую сборную России U-16, а мы в кофейне на Новослободской вспоминаем последнюю нашу золотую Олимпиаду и его многогранную хоккейную судьбу.
"ВО ВРЕМЯ ОЛИМПИЙСКОГО ГИМНА ПЕЛ ПРО СЕБЯ "СОЮЗ НЕРУШИМЫЙ…"
— Когда произносят слово "Альбервилль", что сразу же всплывает в памяти? – спрашиваю Прохорова.
— Дикий настрой на победу перед финальным матчем с канадцами. Мы приняли эстафету у великих игроков предыдущего поколения, уехавших в НХЛ. Эти люди были победителями, а это очень влияет – ты просто не понимаешь, что такое проигрыш. Нет, они тоже порой уступали, но поражение на каком-либо крупном турнире было катастрофой. Меньше чем за год до Альбервилля я участвовал в Кубке Канады 1991 года, на котором мы заняли пятое место. У нас самих взрыв эмоций был такой, что в страну не хотелось возвращаться! Пятое место – это позор. И те, кто играл спустя полгода во Франции, прекрасно об этом чувстве помнили.
— А как реагировали на то, что играли без флага и гимна? Унижало это?
— Ну не было же такого, чтобы мы поехали на Олимпиаду во Францию – и за нами захлопнулся железный занавес! Мы же не играли в Мирабеле, где проводился хоккейный турнир, не зная, куда оттуда уедем! Нет, мы чётко понимали, что за нами — огромная страна, как бы она ни называлась. Было понимание, за кого мы играли. И была патриотическая идеология, которую всю жизнь в нас вдалбливали. Очень эффективная на самом деле вещь, потому что мы не задавались вопросами, которые могли бы вывести нас из равновесия, а выходили на лёд и делали дело.
На форме у нас ничего не было написано — только фамилии на спине. А с лицевой стороны – пустота. Флаг был олимпийский и гимн – тоже. Когда он перед матчами звучал, я "отключал звук" и играл в своей голове "Союз нерушимый…". И это заводило!
— Позиции МОК и ИИХФ, какой стране присуждать ту победу, расходятся. Хоть турнир и выиграла Объединённая команда, журналист Всеволод Кукушкин много позже написал, что по распоряжению президента ИИХФ Гюнтера Сабецки перед Играми всем нашим игрокам раздали листки, попросив написать, какую страну они представляют. И якобы все, включая Дарюса Каспарайтиса, указали Россию. В результате на официальном сайте ИИХФ (это я перед нашей беседой проверял) написано, что победителем Игр-92 стала Россия. Помните, чтобы вас таким образом опрашивали?
— Не помню, но за эти годы много чего из памяти вылетело. И если такое было, то, конечно, написал Россию. Хотя тогда мы все, и я в частности, ещё не знали, что такое Россия. Мы знали, что такое СССР.
И воспитаны были советской системой со всеми её плюсами и минусами, а главное — идеологией. Правильная она, неправильная – но она в нас жила.
— В НХЛ-то потом на многие вещи по-другому начали смотреть.
— Внешне. Но внутренне всё равно были советскими людьми. Наша угрюмость, неулыбчивость, замкнутость и подозрительность – всё это шло оттуда. И в то же время ощущение, что мы – лучшие. И Альбервилль фактически стал победой сборной СССР.
— Насколько помню, перед Олимпиадой-92 в вас мало кто верил – не только в золото, но и вообще в медали. Страна развалилась, куча ведущих игроков из неё поуезжала. Сами-то верили в золото?
— Да. Мы ехали только за золотом. И на Кубок Канады-91 приехали за победой. После неудачи на нём не разуверились в своих силах, а только разозлились, подумали: "Как вообще это могло случиться?!" Помню себя: придя в сборную, даже не думал, как тут можно проиграть. Ты входишь в коллектив, где только выигрывают, и это состояние новичкам передаётся.
После Кубка Канады Тихонов беседовал со многими из тех, кто ещё не уехал в НХЛ, чтобы они остались до Олимпиады-92. Ведь на Кубке Канады и так было уже достаточно энхаэловцев, которые не могли сыграть в Альбервилле: Фёдоров, Касатонов, Татаринов, Гусаров, Семак… Остались многие: Жамнов, Житник, Дима Миронов, Малахов, Коваленко, Буцаев, Шталенков, Борщевский, я. Человек 9-10. А потом уже вообще все поехали.
Очень важно, что у нас были настоящие, конкретные лидеры – Быков и Хомутов. У Хомутова – третья Олимпиада, у Быкова – вторая, они всё знали, и их лидерство выражалось во всём. В игре, в поведении, в атмосфере, которую они создавали. Мы на них смотрели и за ними тянулись. Такие лидеры должны найтись у нас и в Сочи. Те, кто отбросит свои эгоистические цели и поведёт команду правильным курсом.
— А что значит – эгоистические цели?
— К примеру, тебя обидели на площадке – ты отмахнулся и получил две минуты. В эти две минуты твоя команда получила гол, который стал решающим. А это был, допустим, четвертьфинал Олимпиады. И так получилось, что невинная, на первый взгляд, отмашка стоила твоей страны медали на Играх. Ты отмахнулся ради себя. Ты не подумал о команде. Тебе не понравилось поведение игрока соперников, ты не стерпел и решил сыграть по отношению к нему грубо. И вот во что это вылилось. Такое бывает сплошь и рядом. Если этого в Сочи не будет – шансы выиграть резко увеличатся.
Противоположный пример: тебе дали задание. Тренер сказал, что ты должен выполнить его, может быть, в ущерб каким-то своим привычным функциям, и это поможет команде. Ты это смиренно принимаешь и выполняешь. Не только голы в важнейшие моменты, но и это тоже лидерские качества! В определённый момент ты ставишь себя ниже команды, своё "я" убираешь и готов делать всё, что нужно для общей победы. А в самый нужный момент добавляешь к этому своё творчество – но не в ущерб командной игре, а в дополнение к ней. Как Кросби в Ванкувере, пахавший весь турнир на команду, а в овертайме финала забивший американцам победный гол.
— Быкова в Альбервилле капитаном назначил Тихонов или были выборы?
— Тихонов. Но там никаких сомнений ни у кого не было.
"У ТИХОНОВА СОХРАНИЛИСЬ ВСЕ ГРАФИКИ ПО ГОДАМ, НО НИКТО ИХ У НЕГО НЕ ПРОСИЛ!"
— Насколько важна, по-вашему, роль Виктора Тихонова в том альбервилльском успехе?
— Суперважна! Сегодня смотрю на всё глазами тренера, а не игрока – и понимаю это со всей ясностью. Своими мозгами он как лидер вместе со своими помощниками Юрзиновым и Дмитриевым за короткое время создал из молодёжи боеспособный коллектив.
— А сколько времени вы целенаправленно готовились к Олимпиаде?
— Полтора месяца. После Нового года все приехали со всех турниров, собрались в Новогорске – и пошло-поехало. Мы и там работали, и в Швейцарию на сборы в среднегорье выезжали. Жили там три недели, чтобы организм привык к высоте. Тихонов, кажется, через горнолыжников нашёл это место, потому что играли мы именно в среднегорье. Виктор Васильевич – мощный мотиватор, и выигранный у Канады финал взялся не из ниоткуда, а стал результатом продуманной планомерной работы.
— Действительно чувствовали свежесть за счёт этих сборов в Швейцарии?
— Лично я легко себя никогда не чувствовал, потому что мой организм в принципе с трудом переваривает нагрузки. А тут они и так колоссальные, а ещё и через день — кросс 10 км на время, при том что бегать я терпеть не мог. Два раза выходили на пик формы, два раза из него выходили – но главное, что в третий раз оказались на пике в самый нужный момент. И не только потому, что с точки зрения нагрузок тренеры всё продумали, а ещё и потому что мы сами знали, для чего это делаем. И на этот счёт не возникало вопросов.
А какой у Тихонова опыт! Недавно, когда я уже стал тренером, он показывал мне свои планы работы за все годы. Мы с ним периодически встречаемся, потому что есть чему поучиться. У кого ещё, если не у Виктора Васильевича? У многих – но у него в первую очередь. Учиться и в 60 не поздно. А тут рядом – человек, который выиграл три Олимпиады.
Так вот, он показывал мне все свои графики за 92-й год, к которым у него прибавлялась интуиция. Люди по сравнению с временами десятилетней давности в 92-м были другие, мастерство и условия для подготовки – тоже, соперники – тоже иные, но ему за счёт и опыта, и интуиции удалось адаптировать их под новую ситуацию. Пока я смотрел всё мельком, а разбираться надо детально – что и собираюсь сделать. Ведь Тихонов ничего не скрывает, у него сохранилось абсолютно всё – вплоть до фамилий и игрового времени у каждого на любом турнире!
— Обалдеть можно.
— Самое интересное вот что. Он мне сказал, что пока никто всё это у него не просил. У меня, если честно, глаза на лоб полезли. Как?! Ведь это совершенно бесценный опыт, и хоть времена меняются, но 50% и сегодня можно брать оттуда. Хотя, конечно, каждый тренер работает по-своему.
Важно, что у Тихонова была научная группа, он никогда не пренебрегал возможностью посоветоваться с тренерами по другим видам спорта, медиками. Он мог запросто позвонить тому же Лобановскому или Бескову и спросить, что он делает в такой-то период. Общался с тренерами и по лыжам, и по лёгкой атлетике. При этом ни разу в истории наших хоккеистов не обвиняли в использовании запрещённых средств.
"НУ ЗА ЧТО ХАБИБУЛИНУ БЫЛО ОБИЖАТЬСЯ?!"
— И как вы себя ощущали в среднегорье по ходу Олимпиады?
— Был один неприятный момент, когда в выходной мы спустились из Мирабеля, где проходили все матчи хоккейного турнира, в расположенный значительно ниже Альбервилль. Это было ошибкой и сказалось моментально: на следующий день против чехов мы были в ужасном состоянии и проиграли. Больше не спускались – и к следующим матчам пришли в себя.
— Всей командой спустились, с тренерами? Или отдельные игроки?
— Всей командой. А мы всё там всей командой делали! Даже в туалет ходили.
— ???
— Шучу. Но коллектив круглые сутки, за исключением времени на сон, передвигался одной большой кучей.
— Иностранцы на вас как на сумасшедших смотрели?
— (Смеётся./) А нам было "до фени". Мы были к этому готовы. Сказали бы, что нужно ползти по улице, чтобы победить на Олимпиаде, – мы бы ползли.
— А выпивать одной большой кучей – или несколькими маленькими – во время олимпийского турнира не выдвигались?
— И в мыслях не было. Я серьёзно. У нас там были другие задачи. Никто не говорит, что мы вообще не выпивали. Но не во время той Олимпиады.
— А после победы в финале как посидели?
— Как полагается. Без приводов в полицию (смеётся). По-моему, даже с чехами вместе.
— 1968 год они не вспоминали?
— Нет, всё было мирно, цивильно. Там был открыт один-единственный бар на территории деревни, в которой жили одни хоккеисты. Вокруг – леса и горы, ехать некуда. Эта деревня располагалась в гостиничном комплексе между Мирабелем, где мы играли, и Куршавелем, где был тренировочный каток.
— В Куршавеле новые русские ещё на лыжах не катались?
— Ни новые, ни старые (улыбается). Только мы, на коньках и с клюшками.
— Как вам работалось с Тихоновым? В "Спартаке" Бориса Майорова, а затем Александра Якушева, если правильно понимаю, всё-таки была более демократичная система отношений, чем в ЦСКА.
— Трудности возникают в первую очередь тогда, когда ты проводишь с человеком много лет каждый день – и вы просто в какой-то момент друг от друга устаёте. У меня же, игравшего в "Спартаке", с Тихоновым такого не было и быть не могло.
Тихонов требовал неукоснительного соблюдения дисциплины. Жёстко требовал, да. А как иначе? Он видел всё со своей колокольни, и это давало результат. Он не уснул в своей славе после двух выигранных Олимпиад, продолжал работать, искать и творить. Да, запрещал то, это, проводил по пять собраний на неделе. Никакой жалости в вопросе, можно ли отпроситься со сборов, не бывало.
Владислав Александрович (Третьяк. — Прим. авт.) так закончил карьеру, попросив о возможности готовиться к матчам дома, но услышав: "Нет, ты будешь жить так, как все". Но ведь Тихонов также после поражений ехал на базу, а не домой, как и хоккеисты! И требовал он в первую очередь от себя, а не только от нас.
Я столкнулся с этими требованиями всего на полтора-два месяца. И был готов к этому. Как говорится, ставка больше, чем жизнь. Была цель, и мне было интересно к ней идти. До какого-то момента я, молодой, жил бесцельно. Прожил день – и ладно. А когда уже появилась семья, жена Алёна, я почувствовал ответственность. Поэтому адаптироваться к этой тихоновской требовательности мне оказалось не так сложно. У меня не возникало вопросов, жёсткий он или нет. Есть задание – и я его выполнял.
— Что скажете о знаменитом моменте, когда Тихонов якобы забрал себе медаль, предназначавшуюся третьему вратарю Николаю Хабибулину, а тот обиделся и потом долго отказывался играть за сборную?
— Там не так было. То, что Тихонов по собственной воле забрал хабибулинскую медаль себе, — неправда. Это президент МОК Хуан Антонио Самаранч вышел с инициативой, что за заслуги тренера, который за три последние Олимпиады выиграл три золотые медали, ему надо дать медаль. А из какого фонда, если для тренеров они не были предусмотрены?
Хабибулина брали третьим вратарём, просто чтобы мальчик посмотрел, что такое Олимпиада. Там было чётко два вратаря, у которых был шанс выходить на лёд, — Шталенков и Трефилов. Я не понимаю, за что там вообще обижаться. У меня бы ума на это не хватило, я бы сам на его месте отдал медаль Тихонову! Возможно, правда, что эта история раздута журналистами.
А тут к тому же была инициатива президента МОК. И он сам вручил её Тихонову во время церемонии награждения, как и нам всем. Кому не давать медаль? Все играли, кроме одного. Хабибулин не принимал участия ни в одной игре, более того, ни разу на них не раздевался.
— Тогда, во время церемонии награждения, и пели про себя "Союз нерушимый…"?
— Тогда – про себя. А вслух пели гимн СССР в Америке на вечеринке новичков "Сент-Луиса". Встали с Королёвым и Карамновым – давайте нашу любимую песню! Встали на стол и зарядили. Канадцы рты пооткрывали.
Мы же общались на эту тему. Швед Хокан Лооб говорил: "Когда ваш гимн играл, мы уже "плыли", у нас коленки начинали трястись". А канадцы – наоборот: "Нам в этот момент как будто 500 кубов адреналина разом вмазывали". Вот что такое музыка. Мы пели – а канадцы из "Блюз", такое впечатление, были готовы с нами прямо в ресторане сыграть в хоккей.
— Поаплодировали хоть после того, как закончили петь?
— Бурно!
"МЫ С БОРЩЕВСКИМ И БОЛДИНЫМ ПЕРЕЛОМИЛИ НЕВЕРИЕ ТРЕНЕРА В СПАРТАКОВЦЕВ"
— В Альбервилле играли клубными тройками. Ваша спартаковская с Болдиным и Борщевским; "армейская" Коваленко – Буцаев – Давыдов, динамовская Ковалёв – Жамнов – Петренко; наконец, суперсвязка Быков – Хомутов с примкнувшим к ним Хмылёвым. Это решение Тихонова тоже помогло выиграть?
— На тот момент – да, и очень сильно. В тех условиях это было единственным способом получить преимущество над соперниками. Сейчас такое может не работать, но мы, проведя по несколько лет вместе, действительно понимали друг друга с закрытыми глазами.
При этом в период подготовки к Олимпиаде Тихонов использовал разные модели и к этой пришёл не сразу. У нас не было никакой уверенности, что мы попадём в Альбервилль именно как звено. Но дней за 10 до начала Игр начались контрольные матчи, и нам удалось показать себя в матчах с Австрией и Канадой. Но что нас берут всех троих и будут ставить вместе, мы поняли только дней за пять.
— Тройку вашу Якушев создал?
— Да, задолго до Олимпийских игр. Спустя какое-то время начали приносить результат как звено, и тренер остановился на этом сочетании. Дружили и дружим по сей день. С Игорем Болдиным общаемся постоянно, каждый понедельник вместе тренируемся с клубом "Легенды хоккея России". С Колей Борщевским – по телефону, поскольку он большую часть времени проводит в Торонто.
— А лично у вас в какой момент появилась уверенность, что поедете?
— Наверное, где-то в ноябре, после второго турнира из числа тех, что сегодня называют Евротуром. Тогда и подумал, что если не произойдёт какого-то форс-мажора, травм, то могу рассчитывать на место в составе. Но войти в сборную на Олимпиаду целым звеном – это и для нас самих польза, и история, в том числе и для клуба. Мы приложили все усилия, чтобы это произошло. Во время сезона Тихонов всё время был на связи с Якушевым, тот давал оценки, делился впечатлениями. Хотя в предыдущие годы спартаковцы не всегда вызывали доверие у Виктора Васильевича. Но тут он поменял своё мнение.
— Можно об этом поподробнее?
— Для него как тренера сборной какое-то время существовали только игроки ЦСКА и "Динамо". "Динамо" — потому что в сборной Тихонову помогал Юрзинов. Потом появился Дмитриев, и начали появляться ребята из "Крыльев". У нас же "своего" тренера в сборной не было.
— Но ведь на более ранних этапах своей работы в сборной Тихонов спартаковцев, напротив, привечал: взять хотя бы тройку Шалимов – Шепелев – Капустин, центрфорвард которой сделал хет-трик в финале Кубка Канады-81.
— И Тюменев с Кожевниковым на Олимпиадах играли. Но после 1986 года перестал привлекать игроков "Спартака", по тем или иным причинам разуверившись в них. Не видел в нашей команде кандидатов. Но нам удалось доказать обратное, и едва ли тренер об этом пожалел – и в финале Болдин забил, и вообще наша тройка на свой счёт 11 голов на Олимпиаде записала.
"ДО ИГР-92 ТИХОНОВ НЕ ОЖИДАЛ, ЧТО МЫ ИХ ВЫИГРАЕМ"
— Что вспоминаете о финале против канадцев во главе с молодым Эриком Линдросом?
— Всегда вспоминаю один момент. Проваливаемся, идёт атака на наши ворота, я – последний. Мне надо ценой удаления сбивать игрока канадцев, что и делаю, — иначе он выходил бы один на один. Сажусь на две минуты, и в этот момент, через 20 секунд, Миша Шталенков выкидывает шайбу за заградительное стекло. Почти две минуты трое против пятерых, счёт – 1:0 в нашу пользу. Всё может перевернуться в любую секунду. И вот я сижу на скамейке, и внутри меня не просто вся трясётся – меня разрывает изнутри. Я даже на лёд не мог смотреть. Глядел в другую сторону и слушал реакцию трибун.
— Но ведь ваше удаление было вынужденным, в нём не было вашей вины!
— Любое твоё удаление – твоя вина. Значит, ты технически не подготовился к эпизоду, не смог опередить соперника и остановить его без удаления. У нас, когда игрок удалялся, всегда старался сесть на скамейку штрафников подальше от нашей же скамейки запасных – то есть от тренера. Меньше услышишь. А тогда ребята выстояли, и это стало решающим моментом матча. Через какое-то время наша тройка забила второй гол. Потом канадцы, правда, одну шайбу отыграли, но когда за три минуты до конца Быков забил третий гол, я сел на скамейку и выдохнул.
— Придумал ли Тихонов что-то особое против Линдроса?
— Нет, ничего сверхъестественного. Просто каждый знал, что с ним надо играть повнимательнее, не щадя себя. Сталкиваться, мешать ему, если оказывался против него. В целом же мы должны были вести игру и действовать "первым номером". Кто-то от него, конечно, отлетал. Мальчик был здоровый, одарённый физически. Да ещё и техничный вдобавок. Но, как оказалось потом, голова слабая… В том матче мы свою задачу выполнили.
— А была какая-то спецработа, куда бросать Шону Бурку?
— Нет, такая не проводилась. Тихонов никогда не говорил, куда бросать. У него была общая работа, как мы играем. А уж техническое мастерство… Так он и брал людей, готовых бросать в любую точку.
— Что происходило после игры? Какой была реакция Тихонова?
— Потом уже Тихонов признался: до начала Игр он не ожидал, что мы выиграем Олимпиаду. То, что до финала дошли, для него уже было огромным достижением. С таким молодым составом! Но каждая игра команды ему придавала сил. Он видел, как играем мы, что показывают соперники. И верил с каждым матчем всё больше.
— А по ходу турнира вы тренерское неверие в итоговую победу хоть раз ощутили?
— По нему никогда ничего не почувствуешь. Он потом нам сказал, что у него были сомнения. Но уже к середине Игр тренер стал смотреть на ситуацию по-другому. Мы шли свиньёй, как в фильме "Александр Невский". И пришли.
— В то переломное для страны время хоть какие-то премии за золото Олимпиады получили?
— Помню, нас, москвичей, собрали в мэрии. Мэр Гавриил Попов подарил нам хрустальные вазы. Я посмотрел на дно, а там ценник – 12.50. Вот так нас тогда одарила за олимпийское золото мэрия (улыбается). Были ещё премиальные то ли от Олимпийского комитета, то ли от Спорткомитета. По 8 тысяч долларов на человека. Всё. Вернее, давали во французских франках, и мы в аэропорту кинулись менять их на доллары – потому что боялись, что франки в Москве обменять будет невозможно. Кому-то даже не хватило – представляете, 25 человек разом кидаются менять такие деньги?!
— В Шереметьево болельщики вас встречали?
— Помню, наш большой чартер из Парижа встречала команда "Динамо" в полном составе. Якушев приехал. Жены, конечно. Болельщики тоже, конечно, были, но тогда страна находилась в разрухе, и людям в основном было не до того. Да, болели, переживали, но в тот момент Олимпиада была не таким событием, как сейчас. Её затмевали политические события – ведь всего двумя месяцами ранее распался Советский Союз.
— Где медаль храните?
— Дома, в Москве. У меня там есть целый "уголок тщеславия", как я его называю.
"МАМА И "СПАРТАК" В 15 ЛЕТ СПАСЛИ МЕНЯ ОТ ТЮРЬМЫ"
— "Сент-Луис" вас задрафтовал летом после Олимпиады, и вы сразу уехали в НХЛ. А раньше не драфтовали, потому что до 20 лет вы были невыездным из-за истории с избиением и ограблением шведского школьника?
— Была такая история на дискотеке, и она стала для меня огромным уроком на всю жизнь. После этого ни к одной чужой вещи не прикасался. А тогда думали: сойдёт с рук, всё было легко и просто. Подростки без царя в голове, что тут скажешь… Нас трое там было.
Были украдены вещи иностранца. Две куртки, ещё что-то… Продали их непонятно кому, причём разным людям. И представить себе, что их соединят и они окажутся в кабинете у следователя, было невозможно. Но так и произошло. Помните, как Жеглов в "Место встречи изменить нельзя" говорит: "Номерочек-то вы свистнули у иностранного гражданина, и отвечать будет государство!"
По этой статье было до семи лет лишения свободы. Отделался лёгким испугом. Мать помогла, бегала по инстанциям. Александр Пашков, который был тогда директором школы "Спартака", впрягся в эту историю. Взяли на поруки.
— И сделали вас невыездным на пять лет?
— Так дело же в КГБ пошло. А открыть границы Борис Александрович (Майоров. – Прим. ред.) помог, когда я уже был в первой команде. Так же, как и Виктор Васильевич помогал в ЦСКА своим "правонарушителям". Главные тренеры были нашими вторыми папами, решали все проблемы. Вообще, Майоров и Якушев сыграли огромную роль в моём становлении как хоккеиста. При первом я вырос в игрока основного состава "Спартака", при втором стал олимпийским чемпионом.
Майоров ходил по инстанциям и добился, чтобы меня стали выпускать за границу. Мне тогда было 19, то есть четыре года я ни на какие турниры не выезжал. Однажды должен был ехать на молодёжный чемпионат мира в Финляндию, но вопрос с паспортом так и не решили.
— Жизнь за того шведского мальчика с вами рассчиталась много лет позже, когда как раз по дороге из Швеции из ваших баулов украли все игровые свитера команд, за которые вы выступали.
— Да, всё подчистили. Жалко было – там и свитера сборной на Кубке Канады и Олимпиаде, и "Спартак", и "Сент-Луис"… Но таких параллелей я не проводил.
— Почему когда-то Майоров вырастил Теему Селянне в "Йокерите", Юрзинов – Саку Койву в ТПС, а теперь финны наши клубы КХЛ в массовом порядке тренируют?
— Финны, конечно, молодцы, но считаю, что это не столько их заслуга, сколько наша недоработка. Когда-то в СССР была Высшая школа тренеров, после которой только и можно было возглавлять команды. Её вёл сам Тарасов, и у него было не забаловать. Когда он умер, она прекратила своё существование. И так и не возродилась. Тренерам воспитываться стало негде.
— А сейчас у нас хорошая система воспитания хоккейных тренеров?
— Её вообще нет — как и ВШТ! Я вот учился сам. Воспоминаниями о том, как работал с тренерами по обе стороны океана, материалами старших коллег – таких, как Виктор Васильевич — и собственным опытом, практикой. Читал методические книги.
Начиная тренерскую деятельность, я должен был сперва понять, моё это или нет. Когда начинал в фарм-клубе "Крыльев Советов", руководствовался исключительно интуицией. Знаний фактически не было, но дело шло неплохо. И постепенно пришло понимание, что это – моё.
— По большому счёту все наши тренеры нового поколения – самоучки?
— Да. Максимум, они заканчивали полугодичный курс в институте физкультуры, который ведёт Дмитрий Черенков.
— У меня не укладывается в голове, как можно не использовать опыт таких титанов, как Тихонов, Юрзинов и другие.
— Ну так на этом же денег не заработаешь. И это надо как следует организовать. Никто за это пока не берётся. А у государства, руководители которого хоккеем очень заинтересовались, пока до этого, видимо, просто не доходят руки.
КАК ГИТАРИСТ КИНЭН ОТ ПОЛИЦИИ БЕГАЛ
— С Тихоновым вы подробно общались о тренерском ремесле. А с Майком Кинэном, который тренировал вас какое-то время в "Сент-Луисе"? Благо, сейчас есть такая возможность.
— Нет. За один короткий разговор систему работы тренера не поймёшь, а организовать более серьёзную встречу сложнее. Может, со временем к этому приду. Помню, задавали ему в "Сент-Луисе" вопрос: "Майк, а если бы ты был в России?" И это рассматривалось как не более чем шутка. Такое и представить было невозможно! Но я, в отличие от тех же Буре и Кравчука, очень мало с ним работал. Интересный человек. На гитаре играет, например, пёл в своё время по крайней мере хорошо – ребята рассказывали, что в клубах мог "зажигать". Заводной был. От полиции бегал в своё время.
— Каким образом?
— Это в "Чикаго" было. Ребята в "Сент-Луисе" рассказывали, что он выпивши был за рулём, его полиция остановила, а он – дёру. Они – за ним… Но опять же – со свечкой не стоял, за что купил, за то и продаю. Могут же и приукрасить.
— Правильно ли я понимаю, что ваша карьера в НХЛ пошла на спад после конфликта в раздевалке с Бретом Халлом, который на льду сказал вам: "Fucking Russian”, — а вы в случае повторения пообещали его под лёд зарыть?
— Это стало поводом, но не было причиной. А причина в том, что мне не удалось по-настоящему проявить себя и закрепиться в лиге. То играл, то не играл… В какой-то мере, может, был не готов к НХЛ. В том смысле, что у меня не было некоего смирения, когда надо было перетерпеть перестройку на новый хоккей. А у меня было самомнение: ну как же так, олимпийский чемпион, чего от меня тут требуют? Совершенно другая страна, игра, правила.
— При том что по стилю вы, считаю, подходили под НХЛ. Не были легковесным, не чурались силовой борьбы.
— Подходил, но не подошёл. (Смеётся). Но для жизненного опыта это было огромной школой. А Брет был звездой и имел очень сильное влияние на тренеров и менеджмент.
— Пойдя на конфликт с ним, вы не рассчитали своего удельного веса в команде?
— Конечно. В Евангелии Иисус Христос говорит: "Прежде чем воевать, вы о своей силе подумайте". Хватит ли у вас сил, чтобы завязывать войну. Не то чтобы я жалею сейчас о той ситуации. Наоборот, уважаю себя за то, что мне хватило сил постоять за себя при всей команде. Сейчас, кстати, с Бретом у нас всё нормально.
— А как он тогда отреагировал?
— Он просто начал действовать. И меня на следующий же день отправили в фарм-клуб. Видимо, пошёл к начальству жаловаться и поставил вопрос: "Или я, или он". А исход в этом случае был ясен. Неслыханное дело – звезду обидели, да ещё и при всех! Такого там не бывало. Правда, вскоре меня вернули. Мы разобрались с Бретом, и сезон я заканчивал в "Сент-Луисе".
— И как разобрались?
— Подошёл к нему и сказал: "Не трожь меня". А он меня послал. (Смеётся). Такое вот объяснение. Увиделись через 15 лет, когда в сентябре 2012-го была серия ветеранских матчей, посвящённых юбилею Суперсерии-72. Обнялись, сразу узнали друг друга. Я даже удивился, что он меня узнал. А Брет сразу подошёл, очень хорошо пообщались. Обсудили, как жизнь у каждого сложилась. Он жаловался, что пришлось уйти с поста помощника генменеджера "Далласа", поскольку его подставили, без его ведома убрав из команды одного человека. Сейчас Халл в "Сент-Луисе" работает. Люди должны прощать, и хорошо, что мы не остались врагами.
— К русским Халл сейчас, думаю, относится совсем иначе, с учётом того, что жизнь свела его в тройке "Детройта" с молодым Дацюком, который продлил его бомбардирскую жизнь. А "красные крылья" в тот год выиграли Кубок Стэнли.
— А может, Халл сам и выбрал Дацюка себе в партнёры. У него есть чувство, с кем лучше играть. И он с его авторитетом мог попросить тренеров, чтобы попробовали Пашу с ним в звене. Гениальный хоккеист! Или Овечкин – его игра может нравиться или нет, но она вызывает восхищение. Как и игра Дацюка, Малкина, братьев Сединов, Ковальчука. А как не радоваться, глядя на шедевры Радулова? Вопрос характера уже другой. Говорю об игре.
— Ваше отношение к возвращению в Россию Ковальчука?
— Двоякое. Я же не знаю основных лейтмотивов, как и реальной ситуации с финансами в "Нью-Джерси", откуда Илюху отпустили легко. Или слишком много предложили здесь, что на этом этапе карьеры нельзя было отказаться? Не мне говорить, правильно он сделал или нет. Время рассудит. Хочется только, чтобы этот шаг принёс ему пользу, не навредил как личности.
— Как относитесь к тому, что именно Дацюка назначили капитаном в Сочи?
— Единственный вопрос в том, что он до сих пор ни разу не был капитаном. Как он понесёт на себе этот груз? Кого-то это вдохновляет, а кого-то, наоборот, прибивает.
"ВАЛААМ СПАС МНЕ ЖИЗНЬ"
— Жалеете, что ваша карьера в НХЛ получилась такой недолгой?
— На тот момент жалел. Но теперь понимаю, что это был этап в моей жизни, который нужно было пройти. Как и то, что произошло после, а это было для меня падение. До "Сент-Луиса" я поднимался по карьерной лестнице, а затем пошёл вниз. И вместо того, чтобы найти гармонию внутри себя, отреагировал на это очень болезненно.
Теперь понимаю, что можно отчего-то очень сильно расстроиться и уже не подняться. И просто прийти к смерти. Беру крайность, конечно, но загнать себя в депрессию на самом деле не так сложно. А дальше может сложиться как угодно. Вплоть до…
— С вами такое могло произойти?
— Конечно, могло, уже после того, как закончил карьеру. И я в какой-то момент решил это остановить, уехав на два года в монастырь на Валаам. После НХЛ тоже было тяжело – я восстановился, год вообще отдохнул от хоккея, вернулся в "Спартак" и в сборную и даже поехал на чемпионат мира 1998 года в роли её капитана.
— В Нагано не было шансов попасть?
— ФХР тогда решила, что вся команда будет из НХЛ. Но тот сезон у меня получился хорошим. А когда через несколько лет ушёл из хоккея, началось по новой. Сначала работал в строительной компании – в какой-то момент не понравилось, и пришлось опять пройти через период в жизни, когда нужно было кардинально что-то менять. И я поехал в монастырь.
Не предлагаю всем идти таким путём, у каждого он свой. Но мне это очень помогло. В том, что остался жив, что восстановилась моя семья. Что в здравом уме, что могу работать и заниматься делом, в котором я всю жизнь. Что меня не обманешь, я в теме. Что могу продолжать играть в хоккей как ветеран, коньки на гвозде не висят. После всех моих приключений относишься ко всему этому не как к чему-то естественному, а благодаришь за это Бога и судьбу. То, что я через всё это прошёл, наверное, благодаря моей вере во Всевышнего.
— Илья Брызгалов говорил, что вы были верующим, ещё играя в конце карьеры в "Ладе".
— На тот момент я только был на пути к этому. Сейчас черпаю знания не только в моей вере – православии, христианстве, — но и в буддизме, и в индуизме. Везде есть что-то, что может сделать меня глубже. Это всё и дало мне большую силу, чтобы остаться живым. При том что у меня были некие болячки, которые могли со мной просто покончить. Не буду их называть, но их больше нет. Воздалось за веру.
— Ваши юные хоккеисты знают о валаамском этапе вашей жизни?
— Они обо мне очень многое знают – сейчас у всех есть Интернет. Правда, некоторые не знают, где я играл. (Усмехается). Мои ребята из Подольска, конечно, в курсе, что в "Спартаке". А кого из других команд в сборную приглашают, у них сомнения. Одна говорят: "В ЦСКА", — другие возражают: "Нет, в "Динамо"… Но даже те, кто знает про Валаам, не спрашивают об этом. Для молодых-то всегда важно то, что здесь и сейчас.
— С тех пор туда, кстати, не приезжали?
— Приезжал в гости. Но последние два года не заезжал. Будет возможность – обязательно поеду. Мы очень сдружились с некоторыми монахами, они, приезжая в Москву, останавливаются у меня дома. Никогда не забуду это время.
Тогда ко мне в гости приезжал сын, и на него это очень подействовало. Вот он ездит туда каждый год. Летом по неделе обязательно проводит там. Сознание у него здорово поменялось, после Валаама в нём больше стало дисциплины. Он ещё круче, чем я, работал в поле, рубил дрова… Как молодого, его заставляли ещё больше делать.
— Бороду, как у Льва Толстого, с тех пор вы не отращивали?
(Смеётся) – Нет. Зачем юных хоккеистов пугать?
— После того как вы видели, сколько там монахи работают, причём совершенно бесплатно…
— Во славу Божию…
— …не трудно смотреть на хоккеистов, которые получают миллионные контракты благодаря лимиту на легионеров в КХЛ, ещё ничего не сделав, и это перекашивает их сознание?
— Оно реально перекашивается, потому что деньги – это серьёзное испытание. Когда ты не испытываешь отказа в чём-либо, то стремление и мотивация могут пропасть. Очень трудно сказать себе: "Финансы – это тот инструмент, который обезопасит моё существование в будущем. А сейчас мне важно другое – жизнь в хоккее. Я должен преодолевать себя в хоккее каждый день. Я не должен заснуть".
А большие деньги могут усыпить бдительность. Это искушение, с которым надо бороться. Нет, это неплохо, большие деньги, это свобода. Счастье и в деньгах тоже. Но для многих молодых ребят они становятся камнем преткновения.
— Мы разговаривали с Гончаром, и он говорил, что его юному одноклубнику Ничушкину ещё предстоит испытание славой и деньгами.
— В связи с этим есть вопросы к Кузнецову. Хочу пожелать парню стряхнуть с себя всё это негативное и наносное. Ему надо фактически родиться заново, обрести то состояние, которое у него было, когда он только пришёл в команду мастеров и только увидел хоккей глазами незрелого юнца. И пример Кузнецова – на виду, а многие даже до этого "вида" не успевают дойти.
— Вы как-то сказали, что как хоккеист не до конца реализовались, поскольку в чём-то жалели себя.
— Это так. У человека всегда должна быть самокритика. Но, с другой стороны, сделал даже больше, чем мог. Ведь у меня было слишком слабое тело. Никто не поверит, что любая даже обычная нагрузка давалась мне очень тяжело, не говоря о сверхнагрузках, которыми наш хоккей изобиловал. В результате плечи, колени, зубы – "летело" всё.
— А Якушев и Майоров тоже гоняли сильно? Они как-то не ассоциируются со сверхнагрузками.
— Конечно, сильно. Тогда по-другому не работал никто.
"МОЯ МАЙКА ВИСИТ ПОД СВОДАМИ "СОКОЛЬНИКОВ", НО МЕНЯ ТУДА НЕ ПУСКАЛИ"
— Как относитесь к бедам нынешнего "Спартака"? Что делать?
— Стучаться во все возможные двери. Иного выхода у прославленных ветеранов, оставшихся у руководства клуба, – Старшинова, Шадрина – просто нет. "Инвестбанка" больше нет, а эти знаменитые люди, на которых тоже лежит ответственность за судьбу клуба, — есть. Надежда умирает последней.
— А у них есть выходы на Владимира Путина и других высших руководителей страны?
— С такими-то именами? Конечно, есть. Просто надо приложить максимальные усилия. То, что в своё время было сделано в ЦСКА, и, думаю, там очень большую роль сыграл Виктор Васильевич. Очень хотелось бы, чтобы такой же поворот случился и в судьбе "Спартака". И совсем не хочется бесславного конца.
— 100 тысяч собранных подписей в поддержку "Спартака" могут подействовать?
— Тут действуют уже не подписи, а только воля первого лица.
— Вы однажды обмолвились, что "менеджмент "Инвестбанка" преследовал иные задачи, чем возрождение былых традиций "Спартака". Какие?
— На мой взгляд, для них это была нагрузка. А второе – бизнес. Что-то связанное с землёй, на которой располагается стадион.
— Кстати, вас в "Спартак" работать никогда не звали?
— Ни разу. Ни в каком виде. Более того, бывало, что приезжал на арену – охрана не пускала.
— Человека, чей свитер висит под сводами дворца?!
— А их это не интересует. Начальник охраны дал распоряжение подчинённым, и они его выполняли. Хоккей, ветераны – всё это им было абсолютно безразлично. Однажды не пустили, потом какое-то время я в "Сокольники" сам не ходил. Затем позвали на подъём свитера, после чего у меня, наконец, появился постоянный пропуск.
Ещё какое-то время давали билеты. А однажды опять не пустили. Я говорил: "Там моя майка висит?" Охрана смеялась: "Какая майка, старик?! Пропуск давай!" О пропуске на парковку вообще речи не заходило. А что я буду ставить машину за тридевять земель и идти пешком?
— Перевоз "Спартака" в Сочи – не вариант?
— Конечно, нет. Это уже будет совершенно другая команда, к "Спартаку" не имеющая никакого отношения. "Спартак" с его болельщиками и историей может быть только в Москве. На худой конец – в Подмосковье. Если же команда переедет, то через некоторое время о нашем клубе и его истории просто забудут.
"ВО ВРЕМЕНА ТИХОНОВА НЕ БЫЛО ФОРВАРДОВ-РАЗРУШИТЕЛЕЙ!"
— Альбервиль, потом золото ЧМ-93, и после этого пошла 15-летняя безвыигрышная серия, которая закончилась лишь на ЧМ-2008 в Квебеке. Что, по-вашему, произошло?
— Давайте оглянемся на какое-то время назад. В конце 70-х главным тренером сборной был назначен Тихонов. Первым лицам страны не нравилось, что происходит со сборной, и ему был дан полный карт-бланш для больших перемен. Но, чтобы в корне поменять состав, должно было что-то произойти. И произошла Олимпиада-80 в Лейк-Плэсиде, которую мы должны были с лёгкостью выигрывать, но проиграли американским студентам. Что и позволило Виктору Васильевичу фактически полностью поменять команду.
Но главное — ему было на кого её менять. Плеяда молодых игроков была готова заменить ветеранов. Они пришли и в следующее десятилетие выиграли почти всё, включая обе Олимпиады – в Сараево и Калгари. После этого была подготовлена следующая плеяда, заменившая тех, кто уехал или закончил. Была сумасшедшая преемственность в подготовке, и даже ранний отъезд тройки главных звёзд из молодёжи, Могильный – Фёдоров – Буре, не помешал нам выиграть в Альбервиле. С цветочной поляны сорвали три самых красивых цветка, но поляна-то, красота-то осталась. И мы были подготовлены к тому, чтобы выиграть ту Олимпиаду. В нас было наследие великих игроков, с которыми мы успели соприкоснуться.
А вот уже в 92–93-м, после Альбервиля, была растоптана эта поляна, уничтожен фундамент. За океан и в Европу уехало под 200 человек. И детям, которые воспитывались после этого, оказалось не на кого смотреть. Допустим, я пришёл в 16-17 лет в команду мастеров "Спартака". Передо мной были звёзды: тройка Шалимов – Шепелев – Капустин, блестяще сыгравшая в победном Кубке Канады 1981 года (Шепелев в финале с канадцами сделал хет-трик. — Прим. авт.), Кожевников с Тюменевым. И в таком возрасте, помимо тренерских заданий, ты учился непосредственно у них. А ЦСКА – как там росла молодёжь, видя перед собой минимум две пятёрки игроков сборной?! Дух, который находится внутри каждой звезды, передавался им напрямую, и для этого не нужны были какие-то слова, это хватается бессознательно и каждодневно. А потом – яма. Произошло нарушение этой преемственности.
— После Кубка Канады-91 наша команда, пусть и называясь по-другому, реабилитировались в Альбервиле. Хорошо ли в связи с этим, что нынешняя сборная России перед Сочи получила такой даже не щелчок по носу, а увесистый тычок, будучи разгромленной в четвертьфинале прошлогоднего чемпионата мира американцами – 3:8?
— Прямые сопоставления неуместны. На Олимпиаду едет совершенно новая команда – ведь ни на чемпионате мира, ни на том же Кубке Первого канала не могут играть все сильнейшие против всех сильнейших. Прошлый турнир такого калибра был в Ванкувере. Поэтому проводить какие-то параллели с соревнованиями другого уровня кажется мне неправильным.
Это отдельно взятый супертурнир, где всё будет зависеть от внутренней атмосферы. От того, как быстро ребята притрутся друг к другу, как будут подходить к каждой конкретной игре и турниру в целом. От понимания, в конце концов, зачем ты сюда приехал. Одно дело – говорить, а другое – действительно это понимать и каждой клеткой организма гореть желанием побеждать и жертвовать собой. И очень многое в этой ситуации зависит от главного тренера. Именно ему предстоит сплотить игроков и создать в команде атмосферу. Что не так-то просто, и трудные ситуации в каких-то вопросах неизбежны.
— В вопросе игрового времени например? Многие хоккеисты этой сборной привыкли иметь его вдоволь, а здесь придётся ужиматься.
— Да. Или когда что-то не будет получаться – как поведёт себя Билялетдинов, на какие шаги пойдёт? Повторяю: очень многое будет зависеть от него.
— О скрупулёзности его подхода кое-какие детали уже говорят: Вячеслав Войнов рассказал мне, что на августовском сборе в Сочи Билялетдинов не только рассказал, как именно должна играть сборная, но раздал всем игрокам флешки с подробными схемами.
— Это, безусловно, важный внешний фактор, но есть и внутренний: как подойти к тому или иному человеку. О чём и как с ним говорить, как мотивировать, на какие струны нажимать.
— Одна из тех "русских загадок" (именно так его называют в Америке), к которому действительно нужно подобрать ключ, — Александр Сёмин. Рады, что Билялетдинов его дозаявил?
— Сёмин – опытный игрок. Да, атакующий, в отличие от Соина, которого он заменил. Но, думаю, что за счёт опыта он на короткий период вполне может выполнить и какие-то функции, связанные с обороной. Если он игровик, то и с этим справится, что доказали те же канадцы в Ванкувере, где многие играли не свойственные им роли.
Но главное — у Сёмина есть то, чем похвастать может не каждый, — он на любом уровне может забить. Не в обиду Соину или Кокареву, но они – чистые разрушители. А ведь в годы, когда я играл, у нас и понятия-то такого не было. Вообще, не было. "Этот форвард – разрушитель", — подобной фразы в сборной Виктора Тихонова в принципе прозвучать не могло. Та же тройка из горьковского "Торпедо", Скворцов – Варнаков – Ковин, в сборной больше разрушала, но эти люди были явными лидерами атаки в своём клубе. Это разве сдерживающее звено? Просто им давали определённое задание, и они могли под него подстроиться.
— В то время как Кокарев с Соиным, при всём уважении к их оборонительным навыкам, даже в "Динамо" далеки от лидерства по бомбардирской части.
— Если потребуются голы, то тяжело ждать их от тех, кто этого не делает. Поэтому думаю, что Сёмин в Сочи поможет.
— Могло ли, по-вашему, повлиять на Билялетдинова достаточно чёткое, хотя и корректно высказанное, мнение Овечкина и Малкина насчёт Сёмина?
— Думаю, на такого человека, как Билялетдинов, вряд ли что-то со стороны может повлиять. У него своё мнение, он чётко его придерживается. Человеку дана огромная ответственность – результат на Олимпийских играх. И тренер прекрасно понимает, что 95% всей ответственность за него будет лежать на нём. И какими бы именитыми ни были игроки, при неудаче Билялетдинов никогда не сможет сказать: а вот, мол, Овечкин с Малкиным сказали, что Сёмина надо брать. Это только его решение – и больше ничьё. Поэтому не думаю, что они на что-то повлияли.
Не знаю, как именно Билялетдинов определяет кандидатов в олимпийскую сборную, но предполагаю, что существует некая таблица с оценкой всех игроков по тем или иным качествам и критериям. По крайней мере, мне хотелось бы верить, что такая чёткая система существует, а не торжествует принцип: мол, этот сказал то-то, а давай-ка попробуем. Мнения у людей, даже самых авторитетных, меняются, а объективные критерии остаются. Поэтому не думаю, что Билялетдинов прислушивается к чьим-то мнениям со стороны. У него есть своя система, свой штаб.
— Так как раз при всей системности Билялетдинова и удивило, что ярко выраженного разрушителя Соина он заменил на столь же ярко выраженного созидателя Сёмина.
— Я никогда не работал с Билялетдиновым. Пересекались разве что по ветеранам, когда он был на тренерской скамейке команды "Легенды хоккея России". Это цельный человек, но как он ведёт игру, мне сказать сложно. Ему, несомненно, очень сильно помогло то, что его становление как тренера происходило в НХЛ, в "Виннипеге". И он смотрит на хоккей, познав его изнутри по обе стороны океана.
— Насколько вероятной вам кажется победа сборной России в Сочи?
— У шести сборных – России, Канады, США, Швеции, Финляндии, Чехии – шансы, на мой взгляд, совершенно равны. Считаю, что воля, характер, мотивация окажутся важнее голого мастерства. У кого их окажется больше, тот и победит.
"МЕЧТА МАЛЬЧИШЕК – ЧЕРЕЗ КХЛ ПОПАСТЬ В НХЛ"
— Начали в тренерском деле вы с фарм-клуба "Крыльев". Что было дальше?
— Потом поработал с 11-летними мальчишками в школе "Созвездие", во второй группе первенства Москвы. И наконец возглавил команду 1998 года в Подольске, со своим близким товарищем Андреем Силецким, пригласив туда в интернат ребят из нескольких регионов. Руководители подольского хоккея пошли нам навстречу. Разговаривал с родителями, убеждал. И сегодня многие из этих ребят – одни из лучших в стране по 98-му году. А команда за два года не проиграла ни одного матча первенства Москвы. Уступили только в одном матче – по буллитам в финале первенства России фактически сборной Урала под эгидой "Трактора". Из 58 кандидатов в сборную, которых я "прокрутил" за три сбора, 12 человек – из Подольска.
— Как вы возглавили сборную России U-16?
— На протяжении пяти-шести лет планомерно занимался именно этим возрастом, будучи одновременно и тренером, и скаутом, и менеджером. Возглавляя школу в Подольске, знал о 98-м годе рождения буквально всё. И в какой-то момент выставил свою кандидатуру на пост главного тренера создающейся юношеской сборной. Владислав Третьяк и Игорь Тузик со мной поговорили и доверили мне ведение этой команды.
Юниорский чемпионат мира U-18 – первое основное соревнование для молодых хоккеистов — у нашего возраста только через два с половиной года. И то, что мы делаем сейчас, – только начало. И мне очень важно, чтобы ребята что-то представляли из себя не только на площадке, но и в жизни. А уровень культуры у многих, что там скрывать, не так высок. Его надо подтягивать, чем тоже стараюсь заниматься.
— Вы хотите, как тренер, во взрослый хоккей, или в юношеском вас всё устраивает?
— Не знаю, что может быть завтра. Сегодня работаю с юношами, и мне это нравится. Хочу довести их до юниорского чемпионата мира, а дальше… кто может загадывать на столько времени вперёд? Сейчас доволен тем, что у меня есть.
— За мат своих ребят наказываете?
— Наказываю. Но важнее сделать так, чтобы они поняли: матом не надо ругаться не потому, что за это тренер наказывает, а потому что тебе это в жизни мешает.
— Где большинство ваших ребят мечтают играть – в НХЛ или КХЛ?
— Они думают сначала о том, чтобы дойти до юниорского, а потом молодёжного чемпионата мира. А мечта у них – через КХЛ попасть в НХЛ. Всё-таки лучшая лига в мире – это НХЛ, и если ты им скажешь: "Нет, ребята, играть в КХЛ лучше", — они тебя просто не поймут. Пока это так. Другое дело, что им только предстоит понять главный принцип жизни в НХЛ, а это – самоподготовка. Никакой тренер не заставит вас быть профессионалом, если вы не захотите этого сами.
— С режимом у них проблем нет?
— Пока – нет. Я же все такие вещи замечаю, от меня их не спрячешь, сам через многое прошёл. Я – не победитель зелёного змия, его глобально ещё никто не побеждал. Но объяснить молодым ребятам, чем именно это и другие искушения для них чреваты, могу.
— Уровень таланта хоккеистов, которые у вас есть, устраивает?
— Он всегда в СССР и России был хорош. Правда, два самых талантливых хоккеиста этого возраста – американец и финн, так что нашим есть куда расти. Но главное, в чём, считаю, мы превосходим любую страну – это характер, русский дух. Да, много и расхлябанности. Но уж если русский человек по-настоящему соберётся и заведётся, то попрёт к своей цели так, что его с этого пути танком не сбить. Как когда-то нас в Альбервиле…
Игорь Рабинер
championat.com
Комментарии 5