Продолжаем публикацию отрывков из книги легендарного спартаковца Александра Якушева, вышедшей в свет в издательстве «Эксмо».
В сезоне-1979/80 я уже заканчивал выступления в «Спартаке», планируя еще поработать за границей играющим тренером. Весной дело было. Потренировались на «Кристалле» в Лужниках, Тюриков еще активно выспрашивал у меня всякие советы по игре, а когда переоделись и вышли на набережную Москвы-реки, у меня как-то непроизвольно вырвалось: «Послушай, Володя, переходи-ка ты в ЦСКА!..» Он только приподнял брови от удивления и промолчал.
С чего же это я, спартаковец, никогда не помышлявший о переходе в другой клуб, так напутствовал перспективного игрока красно-белых? Как я мог себе позволить такое святотатство? Ни до, ни после ничего подобного со мной не случалось.
А в тот погожий весенний денек мне стало жалко хорошего паренька. Ясно представил, что его ожидает в ближайшие годы: включения в списки кандидатов в сборную, вызовы на олимпийскую базу в Новогорск и отцепления в последний момент. До звездного уровня Тюриков не дотягивал, но в третьей паре вполне пригодился бы. Для этого ему следовало действительно перейти в базовый клуб сборной. Оставаясь в «Спартаке» и не будучи на голову сильнее других кандидатов, он шансов практически не имел.
Володя не прислушался к моему совету и остался в нашем клубе.
Спустя три года я вернулся из Австрии. Приступил к работе помощником Кулагина в «Спартаке». Как-то летом команду отпустили с базы в Серебряном Бору, у Тюрикова машины не было, а до дома ему пешком больше получаса добираться пришлось бы. Я предложил подвезти. По дороге спросил:
— Наш давний разговор помнишь, совет мой?
— Помню, как не помнить.
— Ну все, Володя, выброси из головы, забыли об этом. Вместе будем работать.
Владимир Тюриков отыграл в московском «Спартаке» два десятка лет. Ни единого срыва, ни единого спада в игре. Хорошая карьера хорошего человека.
А провидцем я оказался неплохим. Тюриков получал от Тихонова приглашения на многие сборы, а за сборную выступил лишь однажды, на известинском турнире.
Вот такая группа игроков, мастеровитых и порядочных, как Володя Тюриков, и составляла костяк спартаковской команды на стыке 80-х и 90-х.
Без ударной тройки в советском хоккее команда не могла претендовать на медали. Подтвердилось это правило и в конце существования огромной державы. После нескольких лет отсутствия спартаковцев в рядах сборной в нее было приглашено целое трио!
Но обо всем по порядку.
Воспитанник спартаковской школы Игорь Болдин радовал и Бориса Кулагина, и Бориса Майорова, и меня. Центральный нападающий. Светлая голова. Маневренный, работоспособный, с мягкими руками, техничный. Был очень сильным диспетчером, даже напрашивается сравнение с его тезкой, Игорем Ларионовым, одним из лучших центрфорвардов в истории мирового хоккея. И Болдин по основным критериям это сравнение выдерживает, так уж явно ни в чем не уступая армейцу (не следует, конечно, забывать такой немаловажный фактор, как партнеры в лице Макарова и Крутова, Фетисова и Касатонова, которые играли с ним и в ЦСКА, и в сборной; во многом именно они и помогли раскрыться таланту Игоря). Кстати, любопытно, что в свое время Ларионов намеревался из «Химика» переходить в «Спартак», близкий ему по духу и по стилю, но Николай Семенович Эпштейн отсоветовал — сориентировал на ЦСКА из сугубо прагматических соображений. Болдина только однажды, в начале карьеры, призвали в сборную на турнир «Руде Право», тем все и ограничилось.
Постоянный партнер слева появился у Болдина к концу 80-х. И очень подходящий. Виталий Прохоров тоже был коренным спартаковцем. Своеобразный по характеру и вместе с тем коммуникабельный, абсолютно командный игрок. По молодости он «задурил» и даже отдалился от спорта; хорошо, что сумел вовремя образумиться и проявить волю, вернувшись в хоккей. Работяга, напористый, скоростной, неуступчивый в силовой борьбе, с отличной обводкой и нацеленностью на ворота.
Связку Болдин — Прохоров мы наигрывали в «Спартаке». Не хватало подходящего партнера на правом фланге. Такого, чтобы и техничным был, и партнерам подыгрывал, и сам был готов завершить атаку.
А в «Динамо» не заладилась игра у Николая Борщевского. Я давно присматривался к этому хоккеисту — взрывному и техничному, склонному к комбинационному стилю. Динамовцы больше ориентировались на атлетичных игроков, способных навязывать и выигрывать силовую борьбу, продавливать защитников, активно действовать «под воротами», а юркий Борщевский выпадал из общего ряда. Николай сам изъявил желание перейти в «Спартак». Тут уж мы проявили активность и без проблем решили все организационные вопросы.
Я сразу решил подключить Борщевского к Болдину и Прохорову. Прошло несколько тренировок и матчей — и мне стало ясно, что в клубе наконец-то появилась первая тройка. Николай быстро вписался в спартаковскую игру, будто с детства гонял шайбу в Сокольниках, приосанился, почувствовал себя нужным и на своем месте, добавил уверенности во всех игровых компонентах. Я всячески помогал ему освоиться в новой обстановке. Дальше пошла уже шлифовочная работа в этом звене. Осенью олимпийского сезона-1991/92 оно повело за собой команду, мы находились среди лидеров.
В середине сезона «Спартак» отправился в турне по Северной Америке, где, как давно повелось, игроки проходили серьезную проверку мастерства и характера. Провели там десяток матчей. И я убедился в том, что болдинское звено со своим темповым и комбинационным стилем, с высокой эффективностью в атаке вполне в состоянии помочь сборной страны, которой предстояли Олимпийские игры в Альбервиле. О чем и доложил по возвращении на тренерском совете Федерации хоккея.
Тихонов прислушался к моей рекомендации. Знал ведь Виктор Васильевич, что я слов на ветер не бросаю и просто так своих спартаковцев проталкивать в сборную не стану. Сам он по мере возможностей тоже наблюдал за тройкой Болдина. Ну и, объективно говоря, конкурс на место в олимпийской сборной стал не таким высоким, как в прежние годы, поскольку отток сильнейших хоккеистов за океан был в самом разгаре.
Мне показалось, что Тихонов без особого энтузиазма согласился привлечь этих игроков в сборную, так, «на всякий пожарный», а вдруг получится. Он ничем не рисковал. Вариантов, в отличие от 80-х годов, у него было немного.
На сборе на олимпийской базе в Новогорске наши ребята работали как все, видя, что никому особо в мастерстве не уступают, и сознавая, что окончательно их судьба прояснится во время контрольных матчей. Со стороны Тихонова и Юрзинова пристального внимания к ним не было, каких-то дополнительных разъяснений не получали. Три новобранца из профсоюзной команды — это было почти чудо.
В первой товарищеской игре на выезде со сборной Австрии звено поначалу сидело на лавке, а наша сборная уступала штатному аутсайдеру; выпустили моих подопечных, и они дважды отличились, а дальше было уже неинтересно. Зато в Швейцарии во встрече с олимпийцами из Канады во главе с восходящей звездой Эриком Линдросом они уже играли с первых же минут с парой защитников Малахов — Зубов. Свой микроматч звено выиграло безоговорочно — 3:0, а общий итог был 7:2. После этого у тренеров отпали последние сомнения по поводу спартаковской тройки.
По рассказам ребят, в Альбервиле они были как бы сами по себе, делали свое дело на совесть, не зацикливаясь на том, что Тихонов с Юрзиновым особого внимания к ним не проявляют. Но и претензий тоже не высказывали. Зато стоило сборной уступить Чехии 3:4 и стоило спартаковскому звену в меньшинстве пропустить одну шайбу, как виноватые сразу же нашлись: на командных собраниях крайними сделали Борщевского с Болдиным. Чем занимались цеэсков- ские защитники в тот момент, когда форвард соперников остался свободным на пятачке? Видимо, этот вопрос посчитали несущественным. Ребята, молодцы, спокойно отнеслись к претензиям со стороны тренеров и по-прежнему играли в свой хоккей. В Альбервиле кто-то окрестил спартаковское трио «Киндер-гартен» — ростом и размахом в плечах не впечатляли, мышцами не поигрывали.
Наш коллектив, называвшийся неофициально сборной СНГ, а официально просто некой «Объединенной командой», стал олимпийским чемпионом. Николай Борщевский, Игорь Болдин и Виталий Прохоров оправдали мои рекомендации сполна, оправдали и риск, на который пошел Тихонов. Они были под стать по игре и по спортивным показателям даже первой тройке из ЦСКА: Андрей Хомутов — Вячеслав Быков — Вячеслав Буцаев.
В том олимпийском сезоне «Спартак» стал бронзовым призером чемпионата страны.
Я понимал, что клуб останется без новоиспеченных олимпийских чемпионов. Засветившись в Альбервиле, они получили приглашения в клубы Северной Америки: Болдин с Прохоровым — в «Сент-Луис», Борщевский — в «Торонто». Лично я был только рад за них.
Однако сложилось так, как сложилось: Николай провел три хороших сезона в «Торонто», у Виталия было место в составе, но происходили какие-то трения с Майком Кинэном, известным своим непростым характером, а Игорь летом угодил в аварию на набережной Яузы и целый год восстанавливался.
Мой четвертый год в «Спартаке» пришелся уже на то время, когда на хоккейной сцене стали полностью меняться декорации. Стабильное гособеспечение ушло в небытие, наступили какие-то смутные порядки, когда все определяла стихия — найдет клуб мощных и заинтересованных спонсоров или будет прозябать. И начались для «Спартака» лихие времена.
«Народная команда» оказалась брошенной, никому до нее дела не было. Даже в Москве, в руководящих кабинетах столицы, которую столько лет достойно представлял наш хоккейный клуб, не нашлось людей, которые протянули бы нам руку реальной помощи. Разруха коснулась и ЦСКА, и «Крыльев Советов», только «Динамо» при поддержке вице-мэра Валерия Шанцева держалось на плаву.
Зато региональные клубы стали подниматься с колен. Руководители заводов-гигантов, губернаторы и мэры, получив свободу действий, находили большие средства для вложения в хоккей и крайне заинтересованно следили за прогрессом своих клубов. Вот это действительно радовало.
И я покинул родной клуб.
Нет, я не бежал с тонущего корабля. Просто не считал возможным работать в такой обстановке. Раньше я единолично определял вклад каждого хоккеиста в командную игру, мог только с помощниками посоветоваться. Соответственно мнению тренера рассчитывались премиальные. Пообещав игроку получение каких-то благ — квартиры, машины и прочего, я всегда держал слово. А тогда статус тренера девальвировался, и хоккеисты стали обращаться в клубный офис к президенту, к вице-президенту, к любому, кто распоряжался финансами. Бедлам, одним словом. Вот такую обстановку я посчитал для себя неприемлемой. Многих сильных тренеров мы тогда вообще потеряли.
Получил приглашение из Швейцарии, где отработал три года в райском альпийском местечке Амбри. Там все было спокойно и хорошо отлажено, хотя трудиться приходилось много. При мне местный клуб «Амбри-Пиотта» выступал вполне прилично. Через какое-то время меня стали узнавать на улицах.
А потом, в 1998 году, я вернулся в «Спартак». Предложили. Попросили. И я не смог сказать «нет».
Литературная запись Леонида Рейзера
spartak.ru
