Антилюбители
– В Казахстане ходили «на Тихонова и Титова»?
– Поначалу – да. Мы были в диковинку. Но были при этом в цивилизации, где историю нашего футбола знают. Жили ведь в Алма-Ате. Вот где фактическая столица страны со всеми естественными атрибутами. Астана – город искусственный какой-то…
– …стеклянный, весь словно в зеркалах…
– …без души. Алма-Ата – это красивый, современный мегаполис, очень зеленый, жить там приятно. И фан-клуб наш есть. Спартаковский, в смысле. Ребята из которого устроили нам с Андреем просмотр первого тура российского чемпионата. Наши играли с Питером, у экрана собралось человек сто алма-атинских «спартачей» и вместе мы живо поболели. В общем, чувствовали себя великолепно!
– И когда великолепие стало переходить в рутину?
– Спустя семь туров. В Астане построили стадион и мы переехали. С юга на север. Вот еще «преимущество» новой столицы – холодрыга, ветер. Тяжко… Но пожалели мы с Андреем по-настоящему когда поняли, что лишились той искренне теплой алма-атинской поддержки. Первые два матча играли против чемпиона – «Актобе», один в чемпионате, другой на кубок. Пришло тысяч по десять на каждый. А потом вся публика куда-то испарилась. Две-три тысячи, а в концовке и вовсе тысяча едва наскребалась. В Астане футбол не в фаворе. Наверное, еще лет десять и это будет лучший город в Азии, но не сейчас.
– Футбол в современном мире – часть культуры?
– Алма-Ата это доказывает. На матчах сборной битком, на трибунах люди, понимающие, что такое футбол и уважающие футбол. Полноценная цивилизация, в которой мне было комфортно. Алма-Атой я проникся.
– Астанинский «Байтерек» не впечатлил?
– Красиво.
– Но «Москва-Сити» ближе?
– Ну, от моего дома рукой подать. Ближе во всех смыслах. Хотя семь месяцев казахстанской эпопеи – это не только те семь прекрасных первых туров. Я с уважением отношусь к этому времени и к людям, которые меня окружали и которые желали мне удачи. Но сейчас я вернулся домой, и слава Богу.
– Да, «казахская тема» в контексте Титова устарела. И относишься к ней спокойно. По крайней мере, такое ощущение складывается.
– Знаешь, раньше били эмоции. Глубоко внутри понимал, что может произойти всякое, но надеялся на лучшее. А сейчас отлегло. Спасибо Отарычу. Это известный бизнесмен Лория, чей сын выступал у нас в Нальчике и был моим партнером в астанинском «Локомотиве». Сам же Отарыч до прихода в руководство «Локомотива» президентствовал в карагандинском «Шахтере». Если бы не он, то наша эпопея… как бы помягче выразиться… с возвращением нам денег, которые мы заработали… В общем, растянулось бы все на века. Лория позвонил мне лично, сказал, что в ближайшие две недели вопрос будет закрыт. И действительно, все так и вышло. После, вся история стала вызывать у меня улыбку. Хотя первые дни камень на сердце лежал приличный, не понимал, что будет дальше. Ни звонков, ни сообщений, на письма, которые рассылал представлявший наши интересы Герман Ткаченко (руководитель спортивно-маркетингового агентства ProSportsManagement – прим.), никто не реагировал.
– Принято считать, что в благополучном Казахстане полно денег. Зачем этим людям портить репутацию на всю Европу?
– Если будем копать, у тебя не хватит памяти в диктофоне. Я, думаешь, сам все понимаю? Даже вникать не хочу. Знаю только, что был перерасход бюджета чуть не вполовину. Вопрос: куда ушли деньги? Ответ: никто не знает.
– Обычная история. Но почему-то Сергей Юран, твой тренер, с такой уверенностью говорил о солидности астанинского клуба, что и слышать ничего не хотел о том, что в Казахстане «кидалово» российских футболистов становится традицией.
– Поначалу нам всем верилось в лучшее. Просто реальный распорядитель средств Данияр Хасенов (нападающий команды, основной наряду с Казахстанскими железными дорогами содержатель клуба, зять президента страны Назарбаева – прим. А.С.), на мой взгляд, не понимал, что делал.
– В Казахстане ты чувствовал себя уважаемым человеком?
– В Алма-Ате, в Караганде к нам относились вежливо, а в маленьких городах нас трогали, хватали, любой мог полезть обниматься… Уважение ко мне у них присутствовало, но я все равно не понимал, как так можно! Потом понял, что у казахов развито панибратство. Может, иной раз это и хорошо, но в конце концов начинает напрягать. Поэтому, когда ехали на выезд куда-нибудь на Байконур, где двухэтажное строение считается большим домом, ощущал опаску. Что же на сей раз произойдет?
– Агрессия была?
– Постоянно. Как-то мы играли против команды из первой шестерки, со своими амбициями – главным тренером там был Масудов, которого когда-то сменил в «Локомотиве» Юран. В составе у них Зубко, Узденов и еще человека три-четыре, известных по России. Такой расклад. Подъезжает наш автобус на стадион – и где бы ты подумал он остановился?
– У раздевалок.
– Не угадал. У билетных касс!
– Здорово! Сделали приятное болельщикам.
– И вот ты берешь свою сумку и плетешься мимо всей толпы так называемых болельщиков в подтрибунку. Один местный стал меня задирать. – Титов, а ты раньше играл лучше, – провопил он. Внимания не обращаю, он не успокаивается, я бросаю в ответ что-то негрубое. Тот… назовем его «нехорошим человеком», этого только и ждал. Пришлось ответить.
– Неужели по роже съездил?
– Нет, я вышел на поле и положил два. Второй, победный, на восемьдесят девятой минуте. По ходу мы проигрывали, а матч был решающим для Юрана. Поражение или ничья означали бы отставку Николаича. Победа, правда, в итоге тоже не помогла, но мне было приятно, что я ответил делом тому самому.
– Вас что, никто не охранял? Вроде к каждому профессиональному клубу прикреплен ответственный за безопасность.
– Нет там ничего такого. У раздевалок есть пара милиционеров, которых местные при желании вынесут вместе с приезжими футболистами. Организация матчей даже не любительская, а антилюбительская. Хотя страна футбольная. Если в Усть-Каменогорске люди влюблены в хоккей, то на юге в приоритете футбол. В Таразе, Чимкенте болеют примерно как во Владикавказе.
– Знающие говорят, что чимкентские казахи – самые наглые.
– Играл у нас один мальчик оттуда. Хороший парнишка. Так он не скрывал, что в машине возит «Калашников» и парочку оружия похолоднее. В Чимкенте меня поразило другое. Приезжаем как обычно за день до матча, выходим на вечернюю разминку, а на поле с местными играет наш дубль. Газон и так паршивый, хотя натуральный, так еще за день до нашего матча находится под нагрузкой. Ладно, подумалось, это еще не самое плохое, что может быть. Но каково же было мое удивление, что на следующий день за час пятнадцать до нашего выхода на поле на нем играла какая-то тамошняя вторая лига.
– Дождя бы вам еще тогда.
– Жара стояла тридцатиградусная. Юран как увидел это, так сразу обалдел. Так их игра закончилась, они переодеваться стали рядом с нами, люди всякие «левые» ходят, могут зайти к тебе, на пару слов вызвать, пообниматься…
– На чужбине у тебя кто-нибудь учился футболу?
– Начинания были хорошие – мастер-классы в детских школах, но каждый раз все оставалось на словах. Единственный раз ездили в детский дом. Шикарное здание в Астане, где у детей есть практически все. Кроме родителей. Посмотрели отличный концерт в исполнении деток. Посмотрели им в глаза… От этого вообще самое сильное впечатление, постепенно так подкатившее ком к горлу. Андрюха Тихонов еще пару теплых слов от команды сказал. Но системности в этом вопросе не имелось совершенно. Со «Спартаком» не сравнить. В родном клубе мы часто были задействованы в благотворительных мероприятиях.
– Что самое хорошее вспоминается из всей этой неоднозначной эпопеи?
– Все-таки люди. В любой толпе, будь то алма-атинской, астанинской или кзыл-ординской, находился какой-нибудь человек, уважавший нас по-настоящему. Без панибратства, без фальши, искренне. Как правило, это был бывалый мужчина, понимавший, что такое настоящий «Спартак». Тот, которому в девяностых не было равных. Мог подойти взрослый такой человек, пожать руку и расплакаться. То ли от ностальгии, то ли от счастья.
– О чем думалось в те моменты?
– О том, что мы со «Спартаком» несли добро, как бы пафосно это ни звучало.
Теннис большой
– Ты кто сейчас в спортивном плане?
– Тренер по теннису.
– У дочки?
– Да, у нее нынче самый рост, надо помогать. Езжу на все матчи, стараюсь бывать на всех тренировках. Я ведь по глубокой юности выбирал между футболом, хоккеем и… теннисом. Играю до сих пор. Ну, как играю… Поигрываю. С профессиональными советами, естественно, не лезу, а педагогически пытаюсь влиять. На что Аня порой огрызается. Усидчивости пока не хватает, дослушать до конца не может. Даже по телевидению посмотрит три гейма и устает. Тут Шарапова играла с Первак (Ксения Первак – дочь бывшего президента «Спартака» Юрия Первака – прим.)…
– …они знакомы?
– Нет. Но болела за нее, не знаю, правда, почему. Наверное, сочувствовала более слабому игроку. Я ей говорю: «Смотри, учись, как меньше ошибок допускать». На сет вроде моих наставлений хватило. Сам Первак в кадре тоже промелькнул. Почти не изменился.
– У тебя в теннисе есть предпочтения?
– Особо ни за кого не болею. Взять Федерера и Надаля, оба выдающиеся мастера, но такие разные. То одним полюбуешься, то другим. Мужской теннис уважаю больше. Здесь есть top-10, они и выигрывают. Если мужик ведет в сете 5:2, то в конце обязательно будет 6:3, а не 5:7, как это случается у женщин, где сотая ракетка может сокрушить пятую.
– Так не за это ли мы любим теннис?
– Я – нет.
– По духу или стилю футболисту Титову кто из теннисистов ближе?
– Виды спорта слишком разные. Если ты в команде, ты один, если вне ее – другой.
– Тем не менее, если сравнить Титова с Федерером или Надалем, я бы предпочел поставить тебя рядом с рассудительным швейцарцем, нежели с орущим испанцем.
– В жизни и на поле один и тот же человек может отличаться от себя самого как небо и земля. Более того, редко увидишь прагматика в жизни в роли того самого рассудительного прагматика на поле.
– Почему?
– Отвечу как футболист. Эмоции. Ты одеваешь майку клуба, принимаешь на себя ответственность – порой колоссальную, и начинаешь во многом жить эмоциями. Это в теннисе ты можешь выйти и сломать сопернику стиль. Он будет лупить, а я буду резать, резать, все время резать. То есть, успокаивать игру. В итоге он начнет ошибаться. В футболе такого не бывает. Играет одиннадцать людей и каждый из них зависим от двух-трех партнеров.
Черный автобус
– Ну вот и дошли до сути. Титов, говорят, невероятно зависит (зависел) от команды, не умеет Титов играть в плохих командах, командный он игрок, этот Титов.
– Да, конечно.
- Почему у Тихонова получается все, а у Титова, как ушел из «Спартака» – ничего?
– Потому что Андрей ушел из «Спартака» рано. Жизнь побросала. И он понял, что если не поведет за собой, то попадет в зависимость от команды. А команды эти очень разные – Израиль, Самара, Химки, опять Химки. Не попадешь в колею – можно заканчивать. Хотя имя Тихонова – это уважуха, скажу я новомодно. Андрея везде принимают с почтением, он неизменно добавляет в коллектив своего, тихоновского, «напихает» в какой-то ситуации и вот она, сила, вырисовывается. Тихонов приручает свои команды.
– Свое «тихоновское» наверняка воспитывалось еще до «Спартака», с тех самых зон, которые Тихонов охранял, служа в армии?
– И это тоже. Но играть-то Тихонов начал по сути в двадцать два года. До сих пор не наигрался. Видимо, когда жизнь тебя проверяет на прочность, ты дольше сохраняешь мотивацию в деле, к которому привык.
– Тебя не особо жизнь проверяла на прочность?
– Наверное, да. Я семейный человек, домашний. Как пришел в семь лет в одну команду, так и… Обязан я был заканчивать карьеру в «Спартаке». К сожалению, не получилось. Когда ты двадцать пять лет на одном месте, тяжело что-то менять.
– А из юношеского футбола во взрослый как переходил? Многие на этой переправе ломаются.
– И здесь мне повезло. Попал в дубль вместе с семью-восемью ребятами моего возраста из моей же спартаковской школы. Вроде новая команда, более профессиональная, но в лицах та же. Комфорт! Даже когда Олег Иваныч стал привлекать меня к основе, то я долго путал автобусы. Мне надо было идти садиться в огромный черный Unipack, а я сомневался и плелся в маленький дублевский пазик. Через минуту туда заглядывал Зернов (старший тренер дубля «Спартака» – прим.) и прогонял меня к «основе».
– Слушался?
– Кричал: «Ну как, это же моя семья!» А там дядьки какие-то. Не хотел я в Unipack ездить. Вот тут-то стали возникать проблемы. Это была подлинная переправа в мужицкий футбол. Там все старше менять на семь-восемь лет, игроки сборной, и я со своей сумкой мешаюсь. Что и говорить, даже посадка в автобус мне трудно давалась.
– Задумывался тогда, как оно все сложится дальше?
– Боялся об этом помыслить! Хорошо, что все прошло отлично.
– Тебя выделяли в те годы на фоне остальной молодежи?
– Зернов не любил всяких комплиментов. И звезд не терпел. У него была команда, с которой он просто работал. Тем более в той команде помимо Титова был и прекрасный защитник Рамиз Мамедов, и семь-восемь человек, не проходящих в основу, с нами постоянно играли. Обыгрывали мы, конечно, всех подряд.
– Ты сам осознавал собственную ценность в те годы?
– Нет, я рассуждал гораздо проще: раз попал в дубль, а затем в главную команду, значит все замечательно. Это потом, когда уже все это прошел, понимал, что мой путь проходят единицы, и мне очень повезло. Большинство же – из тех, кто закрепился после школы – растворились в первой и второй лигах. Как мой друг Миша Рекуц, царствие ему небесное, осел в дубле, потом потерялся.
Не того заменил
– Но хороший футболист в «Спартаке» был застрахован. Стиль общий во всех командах, стабильный тренер-победитель…
– …конечно. Определенная гарантия имелась.
– Интересная параллель. Ровно на десять лет тебя моложе Олег Иванов, игрок твоего же амплуа. Свидетели рассказывают, одно удовольствие было наблюдать за вашим взаимодействием на тренировках.
– Да мы всего полгода играли вместе. При Скале. До дисквалификации. Мне было почти двадцать восемь лет, Олегу – восемнадцать. Я видел, что мальчик умненький и что-то из него выйдет. Но и его из «Спартака» убрали.
– Если бы ты с ним поменялся временем, кому было бы легче реализоваться в «Спартаке»?
– Думаю, мне было бы проще попасть в основу при Скале, чем тогда, в девяностых, при Романцеве. Хотя… Сомневаюсь. Все же целая масса коренных спартаковцев оказалась подвинутой. Человек десять-двадцать, а может и тридцать, а может и больше. Особенно это наблюдалось при Чернышове и Старкове.
– Прямо репрессии какие-то! Счет на десятки шел.
– Ставка делалась на иностранцев. Помнишь Шафара, Гушо?.. И много их таких было ведь.
– А куда местных подвигали-то?
– В дубль. Где футболист психологически терялся. Ведь поначалу этих ребят признали, подвели к основе, а потом вновь сослали обратно. Кто-то уходил из команды совсем, кого-то принуждали уйти, кто-то, обижаясь, мирился с арендой. Любой в подобной ситуации почувствует себя ненужным. Ромка Шишкин, к примеру. Играл здорово, потом, видимо, снизил к себе требования и стал играть похуже. На мой взгляд, все равно нужно было дать парню шанс, показать, что в него верят. А ему в ответ одну аренду, потом другую и… троеточие, недосказанность.
– Близкий к Андрею Кобелеву человек как-то сказал, что у него, у Кобелева, в четырнадцать лет уже «все было», а в шестнадцать и высшая союзная лига пришла. Ваши пути развития схожи?
– Разве что в общем направлении. Любимый клуб, стабильность. В моей жизни настоящий «Спартак» появился, когда мне было семнадцать, и это была пятнадцатиминутка в концовке матча с Ираком. «Лужники». Счет – 5:2. Вышел, истек весь холодным потом и после игры задумался: «А что же будет дальше? В официальных матчах».
– Испытание?
– Убойное. Тогда я уговаривать себя стал, что боже упаси мне сейчас стартовать в «вышке», рано еще.
– Почему?
– Не готов был играть на уровне Ледяхова, Бесчастных, Карпина, Пятницкого. Это же 1993 год, никто пока не уехал за границу, все чемпионы и все в составе.
– Пятницкий. Он тебе не подсказал, что сам крайне проблемно вливался в «Спартак»?
– Да я соплей был, Андрюхе до меня дела не было никакого. Я сидел забитый в раздевалке и молчал. Я же ошибся.
– В чем?
– В своем первом выходе на замену. Тогда, с Ираком, я должен был менять Ледяхова, а поменял Вову Бесчастных. Это сейчас выходишь на поле, в протоколе уже имя уходящего вбито, табличка с его номером сверкает, а раньше ты подходишь к резервному судье и говоришь, кого меняешь. Романцев мне сказал: «Выходишь вместо Ледяхова», а я перед выходом отчего-то сказал: «Бесчастных». Точнее номер его назвал.
– Что Олег Иваныч сказал в раздевалке?
– «С дебютом. Но в следующий раз надо внимательно слушать». Причем до меня только в тот момент дошло, что я сотворил ошибку. То, что было до – игра со скамейки, замена, игра на поле – все сожгло несусветное напряжение. Помню только статистику, деталей не помню вообще. И к Пятницкому я ведь не подойду и не спрошу о его проблемах. Он опытный, а я… как вот эта вилка (Егор показывает на блестящий столовый прибор – прим.).
– Неужели никто не сказал тебе тогда – ты умеешь играть в футбол и все получится?
– Да полно было этих фраз. «Не волнуйся», «Спокойно», «Выходи и играй». Но одно дело слушать это на лавке, и другое, вспоминать ободрительные слова на поле, при двадцати тысячах народа. Первую передачу в жизни я вообще запулил куда-то по воробьям, чего в нормальной обстановке не сделал бы никогда. Раз ошибка, два, и потом только и думаешь, побыстрее бы этот матч закончился.
– Пятницкий, известный любитель поговорить на поле, не матерился?
– Думаешь, я помню? Наверняка эта встреча где-то записана. Мне бы хотелось посмотреть со стороны, как я чудил. Спроси у любого футболиста, как он впервые вышел на поле, он ответит, что ничего не помнит. Уже в 95-м, в матче с «Динамо» на Кубок – не знаю, кого я заменил – мы проигрывали 0:1, но тот тайм я готов восстановить едва ли не поминутно. Вплоть до каждого паса. Играл здорово, в охотку, и такой момент создал Мухсину Мухамадиеву! Правда, он не забил. Но тогда мне уже было без малого девятнадцать, после Ирака минул год, и я, наконец, ощущал себя игроком «Спартака».
– Мухсин спасибо хоть сказал за передачу?
– Если б забил, то сказал бы, наверное. Кстати, ту игру я провел в бутсах Иванова. Нам ведь в «Спартаке» выдавали на год по одной паре адидасовских бутс отвратительного качества из какого-то пластика с элементами подобия кожи. Нога у меня не маленькая, пальцы в этих «скелетах» сжимало до посинения! Пошел искать новые.
– Куда?
– По номерам. Захожу к Писареву с Ивановым. Смотрю, у Андрюхи шестеро бутс в ряд аккуратно стоят. «Да бери любые», – говорит. А у него сорок пятый размер. Одел – как лапти смотрятся. Ничего, перетянул их потуже, носок помял, так и вышел на поле в бутсах Андрея Иванова. Шестишиповых. В таких Романцев любил играть – он же защитник. Чтоб не упасть на мокром поле. Шестеро шипов впиваются в газон и свалить тебя становится сложно.
Скала из другого мира
– Давай о командности твоей еще поговорим?
– Давай.
– Твой соавтор по книге «Наше все» Алексей Зинин как-то отлично описал тебя образца построманцевского «Спартака»: «Титов отдает передачу, партнер делает неверное движение, а Егор еще и извиняется со словами «Извини, друг, я забыл, что ты не Тихонов».
– Леха немножко утрировал, но поначалу мне реально было тяжело взаимодействовать и с Боярой, и с Быстровым. Особенно с Вовкой. Спасибо Владу Радимову, дал мне дельный совет по поводу своего бывшего партнера по «Зениту». Егор, – говорит, – у тебя есть мяч, так ты не ломай голову, бей просто вперед ему на бровку, он всех обгонит. Я попробовал раз, два, три, и действительно, Быстрову только вовремя отдать нужно, а он-то зацепится сам как-нибудь. Я ему так и сказал: ты беги, я первым же касанием буду тебе на ход отдавать. То ли в «шестом», то ли в «седьмом» году мы всех рвали после комбинаций «на третьего» с Вовкиными забегами. Пенальти, штрафные, желтые карточки – соперник только и успевал всего этого нахватывать. Быстров вообще такой футболист, который на второй день понимает, что от него требуется. Другое дело, что сложной спартаковской игре нужно учиться не два дня и даже не два месяца.
Я понимал, что Бояра – игрок иного плана, чем тот же Тихонов, у него свои сильные качества, у Быстрова свои, Торбинский жил одним-двумя касаниями – это его конек. Если мяч у Димки, я всегда к нему бежал, чтобы подстроиться, потому что он обязательно отдаст передачу и тут же откроется. «Стенка» с ним проходила наверняка. Моцарт – человек умнейший! Он как только пришел в «Спартак», я выдохнул с облегчением. Наконец-то, думаю, появился парень, который умеет все, да еще с такой клюшкой в виде левой ноги! Только за три года Моцарт постепенно себя запустил до полного неприличия.
– А Тарханов критиковал его за неумение играть в обороне, что для опорного хава крайне важно.
– Да, Моцарт не умеет обороняться, но и Пятницкий в начале девяностых тоже был человек «без отбора». Тогда оборонялись лишь Андрюха Иванов, Рамиз Мамедов, Онопко и Хлестов. Остальные только наблюдали. Отбирать мяч мы не умели, лишь перестраивались по науке, чтоб как-то сдержать соперника. А в «Спартаке» нулевых годов хватало людей, которые могли заняться окружением Моцарта и слева, и справа. Да вокруг него можно новый «Спартак» было выстроить! Но мы в те годы с горем пополам подводили друг друга к общему знаменателю.
– Так это ж тренерская работа.
– Тренерская. Конечно, после Романцева мы, футболисты, не сами решали, как нам играть. Это делали Чернышов, Старков, Черчесов… Но им было трудно.
– А Скале?
– Мистер пришел из другого мира. Он знал, что он Скала, и никто ему не авторитет. Знаешь, Скала и Романцев измерялись разными весами. Итальянцу было все равно, кто работал до него в «Спартаке». Абсолютно. А российских тренеров всех помещали под романцевскую гирю. Но Олег Иваныч работал в одном и том же ключе пятнадцать лет, мы с завязанными глазами могли играть.
– После Романцева ты чему-то научился в «Спартаке»?
– Терпеть.
– Что это значит?
– Что бы ни случилось, нужно сидеть, терпеть и ждать лучших времен.
– Не дождался?
– Почему? В какой-то степени при Старкове было хорошее время.
– Неожиданно. Александра Петровича принято хулить.
– Но при нем появилась команда. Не столько футбольная команда, сколько сплоченный коллектив. И в жизни, и на поле мы вновь могли решать пускай и не самые высокие, но весьма серьезные задачи. Когда Старков ушел, появилось множество обиженных. У сменившего его Григорьича (Владимира Федотова – прим.), при котором мы стали играть в красивый футбол, иное понимание футбола, и, соответственно, пошел другой процесс: один выпал из состава, второй, третий… Полкоманды надулась, начались войны. Но это отдельная история.
– Боевые группировки по какому принципу распределялись?
– По разным. Кто-то в клан сформировался, кто… Уже и не вспомнить. Время было бурное.
– Но при Федотове «Спартак» на время заиграл.
– Да, то и дело я слышал возгласы типа «Это тот «Спартак», который мы любим!». Питер обыгрывали в одну калитку. Но вскоре в ушах звенело «Позор! Позор!» после 0:2 с «Москвой».
– Почему не уцепились за тот футбол?
– Новый тренер, новые требования. Поначалу, с приходом Черчесова, на федотовском багаже классно побились с «Селтиком». Матч в Глазго по качеству был один из лучших за последние пять лет. На тот момент, разумеется.
Анатолий Самохвалов
http://www.sports.ru
Комментарии 1