Свой первый гол за сборную СССР Гиля забил в финале чемпионата Европы. На поле спартаковский капитан умел забивать в ключевых матчах и играть на втором дыхании. Когда настал черед сыграть на втором дыхании в жизни, на помощь пришла Любовь. Жена Люба. Она спасала его всю футбольную жизнь, а потом еще 16 лет. 27 июля ему исполнилось бы 75.
ДРУЖИЛИ ДВА ЧЕРТЕЖНИКА
…Старый купеческий дом, приспособленный под коммуналку, – в нем живут Люба с сестрой Валей и мамой. А рядом – динамовский стадион, как магнит. Самара после войны спешит на футбол.
За Любиной подругой Симочкой начал ухаживать игрок «Крыльев» Володя Бреднев. В школу к девочкам пришел тренер, и Сима Любе говорит: «Давай запишемся на ручной мяч?» – «Давай, только у меня костюма нет». «Я дам тебе свой», – говорит высоченный Володя. Люба штаны надела – они ей до плеч…
Гиля учился в гидротехническом техникуме, Володя – в железнодорожном. Одни чертежи Володе делал Гиля, другие – Люба. А накануне экзамена он чертежников свел – пришел домой к Любе вместе с Гилей…
ЛЮБКА И ХУЛИГАН
«Вовка Любу режет!» – кричит сестра Валя маме, вбежав в коммуналку.
Вовка (не Бреднев, другой) живет от Любы через два дома, в школе учились вместе. Он вырос бандюгой, попал в тюрьму. Вышел. Люба ему приглянулась, а шпана дразнит!
Валя идет вечером впереди большим шагом, Люба – за ней. Пьяный Вовка Любу останавливает: «Поговорить!». За руку ее взял, а сам что-то ищет. Оказалось, лезвие уронил…
Выскочила мать. Чтобы Вовку не злить, зашумела на Любу: «Ну что? Старшая сестра уже дома, а младшая все еще ходит? Быстро домой!». Вовка что-то промычал, и мать Любу увела.
Пьяный здоровый бугай Вовка потом приходил, стучал в дверь – бабушка его не пускала. А к Любе уже ходил Гилечка. Застенчивый, скромный, он даже появлялся тихо: под всеми лестница скрипит, а под ним нет. Гиля был футболистом «Крыльев», выиграл первенство СССР среди юношей в русском хоккее и даже стал лучшим нападающим в 1957 году. А в плавании в бассейне установил городской рекорд, который продержался 25 лет. Мать Любы его обожала. «Гиль, как дела?» – «Норма-а-ально». И Люба так привыкла к Гилиным визитам, что начала скучать, если он не приходил…
ВОЛГА-ВОЛГА
«Мы к Волге пойдем, – на одном из первых свиданий говорит 17‑летняя Люба. – Меня к Волге тянет подышать».
Только дождь прошел. Сыро. Темно. Песок мокрый и холодный. Гиля ледяную воду не выносит. Люба лезет в воду… Утром воспаляется зуб, заплывают глаза, раздувает лицо. За такой «красавицей» Галимзян ухаживает в первый месяц знакомства. Приходит заботливый: «Ну как? Ну что?».
…Люба окончила школу и устроилась чертежницей в конструкторское бюро на завод. Идет с работы – навстречу сосед Эдик из мединститута: «Люба, мне родители дали деньги. Приехал какой-то женский оркестр. Так интересно послушать. У меня два билета. Пойдешь?». А возле дома ждет Гиля с другом Геной Широчкиным: «Пойдем с нами». Генка за Гилю переживает, наседает на Любу: «Откажись ты от этого концерта!» – «Не могу, я Эдику первому сказала». «Заканчивай с ней! – кричит Гиле Гена. – Пускай идет куда хочет!».
…У оперного театра на площади Куйбышева играет музыка. Любочка стоит рядом с Гилей. Какой-то мальчик приглашает ее на танец. Она делает шаг и чувствует, что Гиля сзади, чтобы мальчик не заметил, держит ее за платье. И танцевать Люба не пошла.
«МОЛОДОЖЕНЫ» ИЗ ПЯТИГОРСКА
Гиля два года ухаживал. Не сказал ни разу Любе «я тебя люблю», а перед зимним отпуском пришел к ее маме: «Бреднев Володя приглашает нас с Любой в Пятигорск к его невесте». Мать отвечает: «Как это ты с ней поедешь? В качестве кого она там появится?» – «А если я жениться собираюсь?». – «Не рановато ли?» – «Нет, Клавдия Львовна, не рановато».
В Пятигорск прилетели втроем. У Володи и Гили – путевки, Любу поселили на квартиру к хозяйке. Гиля с Любой выдали себя за мужа и жену. Но врать-то надо уметь! Хозяйка смотрит: к Любе вроде муж пришел, а ведет себя не как жена – только едят, и всё…
Инна и Володя Бредневы расписались 5 декабря. Люба с Гилей были их свидетелями в Пятигорске, а потом они у них – в Куйбышеве. 23 декабря 1960‑го, за неделю до нового года, всех молодоженов из Куйбышева и свидетелей собрали в единственном загсе в тесной комнате в старом доме с печкой. Кто-то повесил пальто рядом с раскаленной дверцей. Подкладка припеклась, и так запахло паленым, что молодые думали: «Свернуть бы поскорее эту процедуру». Не было ни фаты, ни колец. Зеленое парчовое платье и красная кофточка…
КОММУНАЛКА С КЛОПАМИ
Мать дала Любе простыню и подушку. Пришли жить к Гиле. Коммуналка с клопами. На пять семей. Спали на полу. Люба стеснялась. В 20‑метровой комнате их пятеро: они с Гилей, его мать Зямьзямья Ахметовна и двое его братьев, старший был в армии. Отец Салих Фаттахович умер от рака в 41 год, и 16‑летний Гиля остался в семье за мужика.
«Гиля, если хочешь быть в сборной, надо переходить в столичную команду», – говорит капитану «Крыльев», вылетевших в дивизион «Б», тренер сборной Гавриил Качалин. Но врач «Крыльев» забирает у Гили билет в Москву: «Никуда ты не поедешь!». И Люба с Гилей полдня уговаривают его отдать билет. Гиля говорит: «Я дал согласие тренеру сборной». Приехав в Москву, ночует у Качалина. А в Самаре на Гилю навешивают ярлык «бросил команду». Бескову в ЦСКА Хусаинов не понравился – мал ростом. И его отправляют в «Спартак», меняя на Славу Амбарцумяна…
Красно-белые тут же дают квартиру. В апреле 1961‑го Хусаиновы приезжают в Москву. Старостин поручает Игорю Рёмину встретить их на вокзале. Гиля тут же улетает со сборной в Польшу, а Рёмин говорит: «Люба, если что, звони». А у Любы в кошельке – ровно две копейки…
«Я зашла в квартиру, кинула пальтишко и спала на полу, – вспоминает Любовь Леонидовна. – С этого началась жизнь в Москве».
МЕСХИ НА ЛЬДУ
У Гили один выходной – и опять тренировки. А у Любы в Москве никого. Качалин добрый, говорит Гиле: «Бери жене коньки». И вот футболисты тренируются на катке «Люкс», а рядом катаются жены. Грузина Мишу Месхи ребята под руки держат: он едет, а чуть отпустят – он в борт.
А дома Гиля сходит с ума от джаза. Дрожит над пластинками, ставит их только сам, бережно вытирает бархоточкой. Появляется студийный «МАГ-8» – Гиля начинает переписывать с пластинок, склеивает пленки: спички, распорки, чтобы не было щелчка. Люба идет вешать на балкон белье. «Люба, не ходи – провода», – стонет муж. На столе любимая пластинка – «Lullaby of Birdland» Эллы Фитцджералд, под которую танцевали, когда познакомились.
Гиля даже учит английский, чтобы понимать и петь джаз. Ему нравится мелодия – он крутит ее до бесконечности. А приехав с Любой в Сочи, берет билеты в кино на все сеансы. «Смешную девчонку» с Барбарой Стрейзанд они за два дня смотрят восемь раз! Он собрал альбом открыток с портретами кинозвезд: Одри Хепбёрн, Мишель Мерсье, Брижит Бардо, Жерар Филипп. Оба живут в то время, когда звезды молоды…
…На кинофестивале в «Лужниках» вместо хоккея представляют «Восемь с половиной» Федерико Феллини. На просмотр приглашают сборную. Люба выходит во время фильма на служебную стоянку для автомашин. И так же проходит Джульетта Мазина. Они стоят рядом. Две маленькие женщины. Фея Феллини и Судьба Галимзяна.
Друг Володя Клименко зазывает Гилю на «Мосфильм» в «Удар! Еще удар!». Хусаинов в эпизоде бьет через себя. Режиссер спорит: «Не могут футболисты в таких трусах играть – белых и отглаженных!» – «Могут, – говорит Володя. – Галимзян только в таких и играет».
Однажды вечером Хусаинова привозит домой Никулин. В то время снимают фильм «Бриллиантовая рука». Люба открывает дверь и слышит: «Таксист Никулин по вашему приказанию прибыл!».
МАЛОЗНАКОМЫЕ ЛЮДИ
…Открывается дверь. «Здравствуйте, я двоюродная сестра Гили. Это мой муж и ребенок. Мы приехали к вам погостить». Только Люба закрыла за ними дверь – звонок: «Здравствуйте, я отец товарища Гилиного брата по техникуму. Мы – в одном дворе». Люба потом свекрови говорит: «Мама, ну он же для меня чужой» – «Какой чужой?! Он сьвой!». – «Но я же его не знаю!» – «Ты пляхой! Татарка Фая в квартале была такой хороший! А какой он выбрал!». – «Какой выбрал, – говорит Люба, – такой и выбрал».
А Люба каждый месяц делит Гилину зарплату 90 рублей пополам – 45 отсылает свекрови. А у Гили – одна рубашка, даже сменной нет… Свекровь деньги получит, сбегает на рынок, всего наготовит – мужики за раз всё съедят. А наутро идет к соседке: «Маманя, дай три рубля?» – «Зоя! Тебе же вчера прислали дети?!». – «Не-е-ету». У всех соседей займет, наобещает им всего – и в Москву. Пробежит по магазинам – ведет с собой вереницу женщин. Они друг друга видят сразу: ага, татарка. Русские платок повязывали треугольником, а татарки – пополам. Люба входит в дом – а там уже чаепитие, свой кружочек…
Кухня – пять метров. Люба готовит, Гиля на сборах, его брат сидит за столом, а свекровь ей заявляет: «Он при тебе есть стесняется». Надо из дома уходить? Люба хлопнула дверью и ушла. Сидит, плачет на даче у соседки Волковой. Та вдвое старше. «Ну и что, долго будешь плакать?» – спрашивает Мария Петровна. Дала Любе таблетки, а сама – в Москву. Вернулась и говорит: «Люба, сопли свои убирай. Надо себя вести, как хозяйка! К тебе сестра приехала». Люба вернулась. Сестра сидит в углу, Гилин брат, десятиклассник Халиль, – в комнате на стуле, крутит магнитофон. Всё гремит, и свекровь на кухне гремит сковородками. Люба вошла, выключила магнитофон, выдернула у него стул из-под ног, сказала сестре: «Валь, здравствуй! Так, погуляй. И ты, Халиль, тоже». Оба вышли. Осталась одна свекровь. Она Любе слово – та ей десять. «Я вас сразу мамой назвала, сразу с вами по-людски» – «Ти што?». – «Вот как я скажу в доме, так и будет!».
ОСТАНОВКА В ОКНЕ
…Новый многоквартирный дом на улице Кравченко. Окна выходят на пустырь. Там в болоте погиб ребенок из этого дома, мальчика затянуло в трясину. По вечерам – красно-багровый тревожный закат. Когда Хусаиновы получают квартиру в этом доме, Любе хочется выть. Вскоре разбивается зеркало…
…1963‑й, 13 ноября. Из окна видна остановка. Подоконник широкий. Люба с дочкой часто сидят на нем и ждут Гилю с тренировок. Дочке Хусаиновых Мариночке – полтора года. Папа долго не был дома, вернулся из-за границы, провожают его на тренировку. Люба на секунду выходит на кухню – на плите греется для дочки еда. Окно закрыто на шпингалет…
«Как она там, ручкой схватилась или что? Я только обернулась – а ее нет. Не помню, как я тогда орала. Я даже сейчас к окну подхожу – и…».
Войти больше в этот дом Люба не смогла. Николай Петрович Старостин велел, чтобы Хусаиновых взяли на игру в Баку, а за это время оформили переезд в Черемушки – в подъезд к спартаковцам Дикареву и Севидову. О том, чтобы Гиля участвовал в матче с «Нефтчи», никто не мог и подумать. Но в день игры он сказал: «Я выйду на поле».
Детей больше не было. Спасал пес. Щенок карликового пуделя размером с ладошку для Гили стал, как ребенок. Маму пса звали ДЖоли, а папу – АЗон. «Надо же, – сказала Люба. – Джаз!». Гиля поправил: «Джазик». Он прятал Джазика за пазуху, привозил в Тарасовку, а когда выпускал на поле, ему говорили: «Скоростной, Гиль, весь в тебя!».
РУССКИЕ ТАНКИ ЛЕТАЮТ!
На тренировке Вася Калинов сломал Гиле переносицу. Ему загнали в нос парафиновые свечи, чтобы выпрямить стенки. Приезжает домой – дышит ртом. А чай любил горячий. Выпил кипятка. Свечи ночью ушли вовнутрь и перекрыли горло. Гиля стал задыхаться. Люба в четыре часа ломает дверь в поликлинике…
Свечи выдернули. Гилю просят с температурой сыграть в кубковом финале против «Торпедо»: «Тебе надо в ответственном матче вести за собой» – «Когда надо, русские танки летают!» – отвечает спартаковец любимыми словами героя фильма «Парень из нашего города». Но в игре получает разрыв связки и перелом ключицы. Грязный, содранный локоть закручивают в гипс, локоть начинает гноиться. И снова спасает Люба. Приводит знакомого хирурга домой, и тот вырезает кружок. Каждый день после работы жена серебряной ложкой достает из-под гипса гной.
КОМИССИОНКА НА ФУЧИКА
В 1990‑е, когда денег не было совсем, Люба идет в комиссионку на Фучика. Продает свои кольца. Отклеивает от вазы надпись «Лучшему нападающему» и несет ее в магазин «Стекло». Любин оклад в МГУ – 90 рублей. Хусаиновых кормит пес – 35 рублей стоит вязка. Джазик каждый месяц приносит в дом сотню.
В 1994‑м Хусаинову ставят диагноз «атрофия головного мозга». Он продолжает разгадывать самые сложные кроссворды и цитировать Гамзатова, но в разговоре может пять раз сказать одно и то же. «22 июня Гиля загремел в больницу, – вспоминает Любовь. – У всех – 41‑й, а у меня 94‑й. Только я 16 лет воевала». В самой первой больнице (их будет много) она сидит по 12 часов. Семь человек в палате, койки – одна к одной, тараканы, непрерывные капельницы, после которых аллергия такая, будто с него сняли кожу. Она мажет его зеленкой с ног до головы и бинтует. Дома зеленая постель и коробочки от уколов с датами. Новые уколы Люба пробует на себе. Если сначала кружится голова, а потом нормально, значит, можно колоть Гиле…
ЧЕРКИЗОВСКИЙ РЫНОК
…Люба приводит Гилю на Черкизовский рынок. Ноги у него больные, пальцы все скрюченные. Подбирают зимнюю обувь. «Гиль, как? Удобно?» – «Но-о-орма-а-ально».
– А потом я ему рубашечку выбирать стала, – вспоминает жена. – Глянула, а его уже нет. Он же подвижный был – вот и перемещался. Нашла только через два часа. Маленькие же оба – не выпрыгнешь высоко. Вот и бегаю в толпе. Потом объявили по радио: «Жена ждет у касс «Локомотива». А я трясусь: он слышит, но сообразит ли, в какую сторону? Пять раз выбегала к женщинам с тряпками: «Если выйдет в дутой куртке…». Потом рванула опять к кассам, а мне: «Женщина, не ваш идет?». Потом она ставила его в одно место и говорила: «Гилечка, я тебя прошу: не уходи никуда». А он сам, не успевала она договорить: «Люба, поставь меня. Я никуда не уйду».
На рынке подошел пьяный болельщик, тянет его с собой, а Гиля: «Нет, я с Любашей». А Любаша стоит вся замотанная, как старуха. «Да пошла твоя Любаша на…» – «Как это? Ну как я ее брошу? Нет, я с Любашкой».
СИГАРЕТА ДЛЯ ГИЛИ
После похорон к Любе зашел сосед: «Мне так и кажется, что Гиля сейчас сигаретку стрельнет. Скажет: «Пойдем, покурим?». Можно я у вас в доме оставлю сигарету? Для него». Лежит сигарета. Стоит портрет Галимзяна на крышке проигрывателя. И джаз. Полвека играют пластинки. Играют жизнь. Горестную. И все равно счастливую. Разрывает тишину вечеров джазовая «Sunrise, sunset». Как сменяющие друг друга удары колокола. Восход – закат. Жизнь... жизнь.
Памяти Галимзяна Хусаинова
(отрывок из стихотворения
самарского поэта Сергея Лейбграда)
Ах, Гиля, Гиля! Вечно будет сниться
Нам твой полет, футбол твоей поры.
Ты стал похож на раненую птицу,
Внезапно оказавшись вне игры.
Ты сжался весь, ты стал как будто меньше.
Но в этой мгле, где кружится зола,
Тебя любила лучшая из женщин
И как зеницу ока берегла.
Растерянный, застенчивый, субтильный.
Но все равно – карая и любя –
Под пиджаком твоим горели крылья
И музыка вступалась за тебя!
Прощай, эпоха бедности и чести,
Он был родным для каждого из нас.
Марш похоронный нынче неуместен.
Пускай оркестр играет только джаз!
Галимзян Салихович ХУСАИНОВ
Родился 27 июля 1937 года.
Левый нападающий.
Клубная карьера: «Динамо» Куйбышев (1953–1956), «Крылья Советов» (1957–1960), «Спартак» Москва (1961–1973). В чемпионатах СССР – 410 матчей (115 мячей).
Достижения: серебряный призер Кубка Европы (1964). Участник ЧМ (1962, 1966 – 4-е место). Восемь раз входил в список 33 лучших футболистов СССР. Член Клуба Григория Федотова (145 голов). Чемпион СССР (1962, 1969). Трехкратный обладатель Кубка СССР (1963, 1965, 1971). Заслуженный мастер спорта.
Умер 5 февраля 2010 года в Москве. Похоронен на 23‑м участке Даниловского кладбища в Москве.
Савоничева Е.
sovsport.ru
