Василий Уткин - о русском мате, алкагольных пристрастиях, ангажированности, Путине, Медведеве, машинках для нарезания моркови и уникальном слове "взбзднуть", которому научил его отец.
- Ты вел митинг на проспекте Сахарова. Что-то удивило?
- Ничего не удивило. Я согласился потому, что меня попросили, – а не потому, что мне было страшно интересно. Хоть и любопытно посмотреть на этих людей вблизи. Прежде я не был знаком с Навальным. Но не могу сказать, что у меня море впечатлений… Ходить на митинг нужно со стороны улицы. На сцене скучно.
- Был человек, которого встретить там совершенно не ожидал?
- Не было. Меня ничего не шокировало. Было довольно весело – на сцене стояли люди, кое-кто из которых не в состоянии друг с другом разговаривать. При этом стоят на одном пятачке – как будто на разных концах Москвы. Все сосредоточены, собираются говорить, ничего не забыть… Но вокруг сцены было веселее. Много знакомых журналистов и всякой богемной публики. Неподалеку стоял Слава Хаит и все время мне орал, чтоб не забыл – у нас спектакль в 16:30.
- Поэтому ты и ушел раньше?
- Да. Я сразу предупредил организаторов. Поначалу я вообще отказывался приходить на митинг из-за спектакля – но мне позвонил Немцов. Решили, что могу прийти на два часа. А ушел даже раньше.
- Почему?
- Обнаружил, что у меня не работает телефон. Никому не мог дозвониться, а машину пришлось бы ловить долго.
- С Немцовым ты, судя по всему, говорил по телефону не первый раз. Ваши переговоры можно будет скоро прочитать?
- Знакомы мы не близко. Но и не так, чтобы совсем незнакомы. На этой неделе я специально отыскал телефон Бориса Немцова, сам ему набрал. Однажды Немцов вмешался своим звонком в процесс моей стрижки, например. Он тогда выдвигался в мэры города Сочи, а мы с Антоном Орехом в «Утреннем развороте» на «Эхе» сильно прошлись по некоторым его замечаниям…
- В отношении Олимпиады?
- Ну да. Распил распилом, это одна тема. Есть другая. Немцов сообщил, что мы готовы провести Олимпиаду в разных городах. А это попросту запрещено Уставом Олимпийской хартии. Олимпиада должна быть компактным событием, иначе пропадает всякий смысл. О чем я и сообщил Немцову как человек, бывавший на Олимпиадах. Вот мы и разговаривали почти все то время, которое меня стригли. Это было забавно.
- Как познакомились?
- Немцов – близкий товарищ моего близкого товарища. Как-то в очень узком кругу отмечали день рождения сына этого товарища и там встретились с Немцовым. Это из разряда «Москва – маленький город».
- Так ты ему недавно звонил сам – и что сказал?
- Сказал: «Борис, хоть мы не очень близко знакомы, я тебе разрешаю как угодно хуесосить меня по телефону. Прошу только не клеветать и не распространять лживые сведения, а ругаться и смеяться – это как угодно». Я и в Facebook выложил пост – всем разрешаю. Довольно популярный был пост, кстати.
- Покойный главный тренер «Спартака» Владимир Федотов однажды сказал: когда в Тарасовке проходишь мимо стола с бразильцами, бьет отрицательная энергетика. На сцене во время митинга ты ничего похожего не почувствовал?
- Честно говоря, я не очень понимаю эти слова и очень сожалею, что уже не могу спросить Владимира Григорьевича, что он имел в виду. А какая энергетика может быть на сцене? Она идет от зала. От толпы. По моим наблюдениям, на проспекте Сахарова собралось 100 тысяч человек. И какая после этого разница, кто рядом с тобой стоит? Смотришь-то ты вперед – и оттуда смотрят на тебя.
- Сейчас ты, опаздывая, прислал SMS: «Попал под Путина на Кутузовском»… А если бы Владимир Владимирович сейчас зашел сюда, подсел к нашему столику – отыскал бы ты для премьера три вопроса?
- Я попросил бы его отсесть. Мне было бы неприятно его общество, и никаких вопросов к нему нет. Мне абсолютно все понятно про Путина.
- И к Медведеву никаких вопросов?
- Абсолютно никаких.
- По некоторым наблюдениям, волна протестов пошла ровно с того момента, когда Путин с Медведевым осенью сообщили, что снова меняются местами.
- Есть причины, и есть поводы. То, что ты говоришь, – это поводы. Для меня понятно: такая смена мест – событие не случайное. Оно предполагалось давно и именно в такой форме. Просто мы об этом узнали осенью. До этого можно было питать какие-то иллюзии. Но я их не питал.
- Серьезно?
- Конечно. У меня есть хоть и идиотская, но вполне общественно-политическая передача на «Эхе Москвы». Я давно говорил, что противоречия в этом дуэте мнимые. Путин с Медведевым – два разных человека. Допустим, у одного есть iPad – а у другого нет. А ему и не надо. Никого это, собственно, не волнует. У моего папы тоже есть iPad, а у мамы нет. Но они из-за этого не ссорятся. Вот и Путин с Медведевым играют на две руки. Что их противоречия мнимые, я знаю очень хорошо.
- Откуда?
- У меня много знакомых в политической журналистике. Да и сам я за ситуацией слежу. Как только кто-то другой пытался вбить клин между Путиным и Медведевым – человек сразу исчезал. Это же причина отставки Лужкова. Поплатился, причем моментально. И таких примеров много. Так что с Медведевым и Путиным мне все ясно. К тому же с Путиным у меня личные счеты. Однажды он приезжал на КВН, а я как раз судил. И что вы думаете? Со всеми членами жюри поздоровался за руку, а со мной нет.
- Почему?
- Не знаю. Можно предположить, что я далеко сидел. Но он не поздоровался. С тех пор я решил, что нахожусь в оппозиции.
- Недавно чудесное интервью сделал с тобой Юра Дудь. Тебе самому-то понравилось?
- Не очень. Мне, конечно, нравится общаться с Юрой. Помню, первый раз давал ему интервью, когда он только начинал. Он с пятнадцати лет работал в «Известиях», уникальная в этом смысле карьера. Тот разговор был очень забавным. Юра явно стеснялся и как-то пытался себя завести. Сразу перешли на «ты» по его просьбе… К его судьбе я всегда с большим интересом относился. Хотел, чтоб у нас на «НТВ-Плюс» работал. Сейчас он больше приходящий комментатор – это совсем не то, что имелось в виду изначально. Впрочем, не важно, у него интересная работа. Так вот, в последнем интервью мне не понравилось одно противоречие.
- Какое?
- Я сказал, что на визу мне ничего присылать не нужно. Я вообще никогда ничего не визирую, кроме каких-то частных случаев. Если б мы сейчас разговаривали о делах «НТВ-Плюс», я бы попросил этот текст прочитать. Так вот, Дудь сохранил все слова, которые я употреблял, – но почему-то на бумаге общались мы на «вы». Это показалось странным. С одной стороны, свойский разговор – и вдруг «вы»… Есть в этом какое-то противоречие.
- Был вопрос, который ты ожидал услышать – но не услышал?
- Нет. Я понимал, что придется пройтись по всем «неудобным» точкам жизни «НТВ-Плюс» за последний год. Замена Кирилла Дементьева в «Футбольном клубе», отстранение от комментаторской работы Димы Савина, и прочее, и прочее. Я думал, он меня спросит про то, что мы что-то перестали показывать, – он не спросил. Ну и ладно.
- Кстати, о Дементьеве. Ты сравнил его выступление в одной из программ с матерным бюллетенем, который опубликовали в журнале «Власть». Ты этого главного редактора осуждаешь?
- Конечно.
- При этом ты же заводил толпу на митинге, скандируя «Выборы, выборы», и толпа тебе неплохо так матом отвечала.
- Одну секундочку. Это было выступление на митинге.
- Но сто тысяч человек!
- Еще раз говорю, дело не в этом. Мы обсуждаем публикацию в общественно-политическом журнале. Я имел и имею опыт работы главным редактором – и могу сказать: это не журналистика. Это если мы с тобой сейчас пойдем на футбол и вместо анализа ситуации будем цитировать самые матерные высказывания болельщика ЦСКА о Леониде Слуцком, допустим. Это журналистика? Нет. Мы не отрицаем, что это существует. Но мы сами – какое-то сито. Мы люди, которые собирают, фиксируют и анализируют. Что-то фиксируют, что-то – нет. Такая наша общественная миссия, журналистская. А митинг – это не журналистика.
- Значит, дело не в том, что ты поморщился от вида испорченного бюллетеня, а в том, что публикация не соответствует профессии. Я понял.
- Да, абсолютно. Я считаю, что это просто непрофессионально. Слово «хуй» меня не раздражает. Если оно не в детском саду. Хотя если оно в саду на стене написано, то это забавно.
- Если вернуться к недавнему твоему интервью – там затронута была тема слухов, будто Смородская тебе приплачивает.
- Такие слухи идут на протяжении всей моей жизни. Зачем мне на них обращать внимание?
- Это понятно, интереснее тему развить с другой стороны. Случалось, что хороший твой знакомый эти слухи вдруг начинал поддерживать?
- Это очень широкий вопрос. Отвечу так: однажды поймал за руку весьма известного человека, который у нас на конференции под псевдонимом писал обо мне гадости. При этом нахваливая себя. Его зовут Саша Кузмак. Однажды я уже рассказал об этом публично и сейчас могу повторить снова. Я даже выложил тогда последовательность его шагов.
- Как выяснил?
- Я отмечал для себя этого человека. Этот ник редко писал на конференции, но было видно – очень злой. Чувствовалось, что кто-то из своих.
- Почему?
- Опирался на внутреннюю информацию. А потом я совершенно случайно узнал, что это Кузмак.
- Что должно быть у человека в голове, чтобы такое делать?
- Зависть. Комплексы. Это все очень распространено в нашей профессии, потому что наша профессия – амбиции.
- Смородская, провожая Алиева из «Локомотива», на прощание посоветовала больше читать. Что ты можешь посоветовать коллеге Кузмаку?
- Ну что мне ему советовать… Он взрослый человек. Понимал, что делает. И сейчас наверняка делает что-то подобное. Он нехороший парень, вот и все.
- После какого интервью у тебя остался ужасный осадок?
- Я очень редко делаю интервью. Давно перешел в разряд колумнистов, которые пишут из головы. Ну и репортажи. Какая-то неприязнь регулярно возникает в процессе личного общения. Но раз уж это личное общение – зачем я буду говорить?
- Хорошо, спрошу так: много в нашем футболе людей, которым не подашь руки?
- Есть такое выражение: «на одном поле срать не сяду». Я однажды встретил в литературе по этому поводу возражение: «а что, срать – это какая-то честь, что ли?». Наверное, есть такие, кому руки не подам, – но навскидку не скажу.
- Дмитрий Губерниев недавно рассказывал, что обожает смотреть «Футбольный клуб» года 97-го. Ты тоже пересматриваешь?
- Целенаправленно – нет. Если нарвался, могу посмотреть.
- Какие мысли?
- Только одна: «Черт, надо все-таки похудеть». Вспоминать, конечно, приятно. Как-то нарвался на «Футбольный клуб» со знаменитым материалом про Романцева. После «Кошице». Интересно было посмотреть.
- Время спустя ты, кажется, раскаялся, что сделал этот материал?
- Не совсем так. Не раскаялся – хотя я нынешний его не сделал бы. Очень максималистский материал, юношеский. Но это часть моей жизни – о которой не жалею. После я пытался найти пути компромисса. Мне было интересно общаться с Романцевым. Естественно, как руководитель программы, я должен был все сделать, чтоб мы общались. Материал после «Кошице» был для конкретного времени, это не позиция «навсегда». Это итог определенного периода, потом начался другой. Мы журналисты, не «Войну и мир» сочиняем…
- Помог, кажется, восстановить отношения с Романцевым Алексей Бурков. Выпили и помирились?
- Да, было такое. Леша всегда общался с Романцевым. Не близко, но мог ему позвонить. По-моему, это какая-то семейная история, которая уходила в далекое прошлое. В результате Романцев приехал к нам на канал давать интервью, а потом мы сидели втроем и замечательно болтали. Выпили весь запас виски, который был у Леши. Большой, кстати.
- Виктор Гусев недавно сказал, что для него ситуация «Малафеев – Губерниев» совершенно невозможна. Потому что таких слов у него нет ни в голове, ни на языке. А для тебя – возможна?
- Витя на самом деле очень позитивный человек, это правда. Позитивный и достаточно искренний. А для меня эта ситуация возможна. Я человек достаточно острый на язык, в разговоре бываю несдержанным.
- За последние год-два есть слова, о которых после жалел? И произносить их не стоило?
- Я человек вспыльчивый и отходчивый, поэтому часто жалею о своих словах. Но это касается не профессии, а жизни. Я очень много времени провожу на работе – и общаюсь там с людьми, которые меня хорошо знают. Поэтому проблем не возникает. Кроме того, для меня не проблема извиниться. Я знаю людей, которые устроены так странно, что физически не могут извиняться. Я точно не такой.
- Кто из знакомых за прошедший год для тебя открылся с новой стороны?
- Новых знакомых у меня не появилось, кроме Ольги Юрьевны. С новым поколением футболистов я не очень близко знаком. Вот, вспомнил. Очень приятно, с каким достоинством мой друг Владик Радимов перенес свою опалу в «Зените». Его сделали крайним в известной истории. Явно или неявно, на словах достаточно корректно… Да и вообще достаточно корректно… Тем не менее он оказался лицом, ответственным за неправильную заявку. Хотя на самом деле все было гораздо сложнее. Я знаю Владика двадцать лет. Он тоже парень вспыльчивый, горячий – при этом с большим достоинством делает то, что ему поручено.
- Было время, когда Радимов сел на лавку в «Зените», но карьеру еще не закончил. Мне казалось, тот Радимов для клуба – словно бомба. Но он мне ответил: «Эта бомба не взорвется никогда…» Ты его знаешь – нынешний Радимов тоже от резких шагов себя удержит?
- Не знаю. Мы позавчера сидели дома у Димы Хохлова, у него был день рождения. Очень уютная компания. В очередной раз с удовольствием поймал себя на мысли, что не готов предсказывать поведение Радимова даже на минуту вперед. Это человек с очень богатой фантазией, невероятно острым умом. Влад был самой заметной фигурой вечера.
- Как-то я Андрея Червиченко спросил о самом странном человеке, встреченном в футболе. Он указал на кресло: «Вот здесь сидел папа Сычева». Самый странный человек, которого встретил ты?
- Пожалуй, Первак. У него удивительное неврастеническое сочетание нежности к одним и ненависти к другим. При этом производит впечатление человека, который стену лбом прошибет. Но по темпераменту – абсолютный неврастеник. Феерия какая-то.
- Полная непредсказуемость?
- Нет. Непредсказуемым я назвал Радимова, а Первака я назвал неврастеником. Почему сейчас его назвал – хотя очень мало с ним общался? Не знаю. Видимо, потому, что фамилия на слуху. На днях его дочка решила играть за Казахстан. Я подумал, что это семейное.
- Главное открытие в должности главного редактора телеканала?
- Да, было неприятное открытие. В принципе, в моей жизни мало что изменилось. Я понимал, что рано или поздно это назначение произойдет. Это была идея Анны Владимировны Дмитриевой. До этого я рассматривал возможность перехода на ВГТРК – и сказал Диме Медникову, что вся эта история для меня возможна, только если мы играем в открытую. Меня что-то не устраивало на «НТВ-Плюс», я об этом говорил неоднократно. Переговоры с ВГТРК не собирался держать в тайне. Ситуация была подвешенная. И в один из таких дней я был в гостях на даче у Мити Чуковского. Там же оказалась его мама, Анна Владимировна.
- В Переделкине?
- Нет, это у Корнея Ивановича Чуковского дача в Переделкине, а у Мити Чуковского дача с другой стороны Москвы. Замечательный дом для «своей большой итальянской семьи», как он говорит. И вот мы сидели под липами, что-то приготовили, ели, и вдруг Анна Владимировна говорит: «Я решила – мне пора уйти в сторону. Это решит все вопросы, даст вам возможность управлять каналом так, как считаете нужным. Я об этом уже сказала Самохину».
- Первая реакция?
- Желание ее от этого шага удержать. Потом я понял, что это продуманное решение. Мы долго в тот же вечер разговаривали обо всем этом с Митей. Он сказал – все это конфигурация, люди остаются. Так, собственно, и произошло. Но вот подумайте: я долго находился в коллективе – и тут получил должность, которая заставляет заниматься всем. В том числе зарплатами. День, когда я узнал, кто сколько получает, стал потрясением. Было и другое потрясение. За три месяца столкнулся с несколькими личностными вспышками ненависти. По отношению ко мне лично.
- Удивился?
- Сейчас понимаю – наверное, мы так все устроены. Однажды случайно оказался в одной компании с коллегой. У нас ровные отношения, не друзья. И вдруг его, что называется, понесло. Наружу вырвались все обиды, записанные в какую-то незримую тетрадь. В том числе те, которые не могли происходить при моем начальственном участии.
- Как отреагировал?
- Меня это погрузило на две недели в состояние глубочайшей депрессии. И таких историй было три. Все немножечко разные. Я заехал в гости к родителям, рассказал обо всем папе. Спросил – как быть? И он ответил: «Я тоже в один момент превратился из старшего научного сотрудника в замдиректора по науке. И все было точь-в-точь. Так устроены люди. Прошло время – и все успокоилось…» Мы люди одного поколения. Кто-то, наверное, думал, что сам получит это место. У кого-то накопилось – и захотелось швырнуть все это в лицо. У меня такой слабости нет. Хватает других.
- Например?
- Да масса! Я вспыльчивый. Если обнародовать мои телефонные разговоры – наверное, это кого-то заденет. Но никого не подставит, это я точно могу сказать.
- Конференция. Каждый день по 40–50 вопросов. Какой-то отложился в памяти?
- Меня попросили рассказать, как знакомлюсь с женщинами противоположного пола.
- Каким был ответ?
- На сам вопрос я отвечать не стал. Просто сказал, что это лучший вопрос за многие годы. В позапрошлом году было отличное послание. Человек написал: «Василий, признайтесь, вам ведь платят за ваши статейки».
- Давай о другом. В какие моменты особенно не хватает Маслаченко?
- Мы не были близкими друзьями… Сейчас меня преследует одна картина. Это странное ощущение – ты дома краем глаза видишь, что твой кот сидит. И вдруг его нет. Все время сидел – а сейчас нет. После смерти Маслаченко мне несколько раз казалось, что вот сейчас, вечером, он выйдет из-за угла и пойдет по коридору. Он на свой матч, а я на свой. В последнее время мы виделись мало, а по телефону за всю жизнь разговаривали раза три. С Никитичем разговаривать по телефону было невозможно.
- Почему?
- Во-первых, он плохо слышал. Во-вторых, больше был озабочен тем, что он сам говорит. Знакомый в моем присутствии мучительно с Владимиром Никитичем говорил – а потом обернулся ко мне: «Знаете, Вася, что в этом самое неудобное? Вот он сказал «да», а я не знаю, ответ ли это на то, что я ему сказал, или на то, что он услышал…» С Маслаченко надо было разговаривать лично. Это была совсем другая история.
- Вот я сейчас назвал эту фамилию. В каких обстоятельствах Маслаченко тебе вспомнился?
- Сидит в комнате, что-то рассматривает в компьютере. Маслаченко называл интернет амбарной книгой. Кто-то его научил пользоваться трекерами, и он в последнее время накачал себе огромное количество французских фильмов, джаза всякого.
- Как человек с художественным вкусом – какой бы ты памятник поставил на его могиле?
- Это сложный вопрос. Какое-то время мы об этом думали. Была идея предложить какую-то скульптуру. Фокус в том, что Маслаченко лежит бок о бок с Евгением Майоровым. Мы размышляли – не сделать ли какой-то композиционный памятник? Но история затянулась, и родственники сами решили все вопросы.
- Маслаченко с Майоровым были друзьями?
- У них рядом дачи. Они были добрыми приятелями.
- Скажи им кто при жизни о композиционном памятнике…
- При жизни они не думали о памятниках – оба были большими жизнелюбами. У Евгения Александровича юморок мрачный. Знал цену хорошей черной шутке.
- За последнее время слышал странную похвалу?
- Мне всегда странно, когда говорят что-то типа «лучшие комментаторы – вы и Петров». При этом меня с Петровым ничто не роднит. И вообще мне не нравится, как он работает.
- Евгений Евтушенко мне когда-то говорил, что Уткин – его любимый комментатор. А тебе чья похвала запомнилась?
- Бориса Ельцина.
- Однако.
- Мы с ним однажды встретились, не поверишь, в Доме книги. Он уже не был президентом. Постояли, поговорили минут десять.
- О чем?
- Он же был зрителем нашим. Как-то раз даже в эфир позвонил на теннисный канал. Я в деталях эту историю не помню, но он постоянно нас смотрел. В основном – теннис. Не помню, о чем говорили, – но факт общения с Ельциным мне был интересен. Рядом был охранник, люди останавливались, кто-то просил расписаться… Встретились два человека, которые не знакомы – но тем не менее отлично известны друг другу. Это сняло все барьеры.
- А кто к кому подошел-то?
- Мы столкнулись буквально на углу.
- Было в последнее время на других каналах что-то, о чем подумалось: «Хорошо бы и нам такое»?
- Я постоянно об этом думаю. Такого много. Например, очень хочу, чтоб у нас работал комментатор Курдюков с «Евроспорта». Я знаю его позицию – этим вопросом занималась еще Анна Владимировна. Сам я пока не придумал, как с Курдюковым поговорить.
- Недавно Сергей Доренко мне сказал: «Смотрю какие-то передачи, которые должны быть смешными, но испытываю лишь чувство неловкости». У тебя от каких спортивных передач чувство неловкости?
- От передачи «Удар головой». Поэтому я ее и не смотрю.
- А «90х60х90»?
- Об этом я говорить не хочу – там работают близкие мне люди. Я всегда имею возможность сказать им это в личной беседе. Думаю, моя оценка могла бы их ранить. Мне не очень нравится эта передача… Вообще ситуация примитивная.
- То есть?
- Катя Кирильчева работала у нас до самого последнего момента, а Маша Командная трудилась некоторое время. Я прекрасно знал об их амбициях. Прошлой зимой рассматривали вопрос о том, чтоб сделать с их участием разговорную передачу. Но не сложилось. Я считаю, в том числе и потому, что это не для нас. Нам это не нужно. Катя и Маша сделали программу на другом канале. Сделали так, как хотели. Это жизнь. Как при создании семьи – тот понравился больше, вышла за него. Ну, не очень-то и хотелось.
- Им ты можешь сказать напрямую. А Игорю Порошину, создателю «Удара головой»?
- С Порошиным я давно не общаюсь. Это личная история. Я с большим удовольствием читаю его материалы. Просто лично с ним не общаюсь – это же разные вещи. Но не могу понять, как люди делают программу, которую сами смотреть не стали бы.
- Зато Шадрина – какая красивая.
- Красивая. И что?
- Иногда этого достаточно.
- Кому-то достаточно, наверное. Но не могу понять, как этого может быть достаточно Порошину, в частности. Мне неловко, что мы столько говорим об Игоре, но начал это не я. Всем коллегам желаю удачи – а в данном случае высказываю свои предпочтения. Дело во мне, а не в передаче «Удар головой». Вот ведущий Никита мне нравится.
- Он бы работал у тебя на канале?
- Я бы этого хотел.
- В недавнем интервью ты сообщил, что оброс странными холостяцкими привычками. Какими же?
- У меня давно не была в гостях мама. Если б она внезапно пришла – наверное, меня бы убила.
- Такой беспорядок?
- Да. Я могу целый день не выходить из дома – только потому, что хочу помолчать. У меня очень жесткое чувство юмора. И поскольку уже давно живу один, наверное, не сразу пойму, что с близким человеком нужно вести себя иначе.
- Подолгу не выходить из дома – это холостяцкая привычка?
- Холостяцкая привычка – желание побыть одному.
- Тебя не пугает, что в такую жизнь все сложнее и сложнее вписать кого-то?
- Разумеется. Я это и имел в виду. Но нет ничего невозможного в том, чтоб измениться.
- Ты сказал, что у Черданцева большой повод задуматься, почему его комментаторский рейтинг падает. У тебя есть ответ – почему?
- Нет. По крайней мере, нет такого, которым я мог бы поделиться. Да я и не считаю, что голосование зрителей по рейтингу является универсальным критерием. В интервью я говорил немного о другом.
- О чем?
- У нас на канале есть люди, которые этим голосованием живо интересуются. И есть такие, которые им не интересуются с некоторой показательностью. А мне кажется, интересоваться надо.
- Хорошо, спрошу так. У тебя есть ощущение, что Черданцев как комментатор становится хуже?
- Я бы не хотел об этом говорить.
- Кроме Белоголовцева и Курдюкова есть на других каналах журналисты, которых бы очень хотелось видеть у себя?
- Есть. С одним таким я уже договорился. Пока не могу объявить.
- Не Стогниенко?
- Нет, конечно. Зачем Володе работать на нашем канале? Кто поедет, будучи первым парнем в одном городе, в другой просто ради интереса? Я его звал – но у Вовы своя голова на плечах. Я с ним все разговоры, которые могли быть по этому поводу, провел не раз. Мы мило общались, обсуждали профессию – но Стогниенко в конце концов принял решение, что ему там хорошо.
- Когда общались на эту тему в последний раз?
- В 2009 году. А в полной мере он оформился как комментатор, пожалуй, по окончании чемпионата мира 2010 года. Реально стал главной звездой канала. Не хочу задеть Володю, но, мне кажется, ему на «НТВ-Плюс» было бы очень трудно работать.
- Почему?
- Он ведь только комментатор. Практически не пишет, редко выступает с мнениями. Это все легко преодолевается – но данность такая. Будем считать, это одна из тех привычек, которые параллельны моим холостяцким. Они не являются непреодолимым препятствием, но об этом стоит думать.
- Кого из журналистов взял бы сразу, не раздумывая?
- У меня был разговор с Ромой Трушечкиным, когда я стал главным редактором. У нас была комментаторская вакансия. Но Рома принял решение остаться.
- Сколько у вас зарабатывают комментаторы?
- Не скажу. У меня пункт в договоре – не имею права говорить.
- Интересно, каким был бы сегодня «НТВ-Плюс», если бы вы с Розановым приняли предложение Медникова в свое время и покинули канал?
- На этот случай есть иллюстрация из моего любимого Шолом-Алейхема. Семья переезжает в Америку. Один восторженный персонаж очень ждет, когда они туда приедут. Другой – пессимистический. Так вот, первый предлагает тост за Колумба, если я не ошибаюсь. Он его называет Колумбус. Говорит: «Что бы с нами было, если бы Колумбус не открыл Америку?» А пессимист отвечает: «Другой открыл бы». Точно так же и здесь. Вряд ли произошло бы что-то фатальное.
- Допустим, ты оказался бы на ВГТРК. Допустим, с тобой за компанию туда же перешел бы Юрий Розанов. Каналу под таких комментаторов пришлось бы покупать права на трансляции?
- К комментаторству это вообще не имеет никакого отношения. Сначала чемпионат – потом комментатор. Одно решение стоит несколько миллионов долларов – как правило, на три года. Другое стоит несколько меньше.
- Последняя встреча с гением в твоей жизни?
- Я, честно говоря, в тупике. Ты меня сейчас расстроил – я, оказывается, никогда не встречался с гениями. Если говорить формально, то 19 декабря на премьере фильма «О чем еще говорят мужчины» я снова столкнулся с Михал Михалычем Жванецким. На данный момент это моя последняя встреча с гением.
- Вы знакомы?
- Да. Не близко, но хорошо.
- Его не хватало на митинге.
- Думаю, это не совсем его формат. Он пожилой человек, в этом году сильно болел. Будем считать, я таким образом желаю ему здоровья. Мы с ним родились в один день. Кстати, вспомнил историю про нелепый вопрос. Однажды пришла девушка из какого-то журнала – видно было, что готовилась. Придумала фантастический вопрос: «Василий, а вы знаете, что Владимир Святославович Синявский, первый наш великий комментатор, умер в 72-м году?» Знаю, ответил я. «А вам не приходило в голову, что именно в вас вселилась его душа?» Ответил: насколько я помню, Владимир Святославович умер в конце августа или начале сентября. А я родился в марте. Значит, полгода был без души, что ли?
- Сразу вспоминается история про то, что в Анну Дмитриеву вселилась душа Булгакова.
- Эта история вообще каноническая, она живет на основании реального факта. Булгаков дружил с ее мамой – и незадолго до кончины сказал: «Я скоро умру, а душа моя вселится в ребенка, которого ты ждешь». Все это рассказывается с юмором – но при этом ко мне два раза в год подходят люди из программы Андрея Малахова: «Вась, может, все-таки уговоришь Анну Владимировну прийти к нам на программу и поговорить про душу Булгакова?»
- На тебя несколько лет назад покушались. Главный урок из той ситуации?
- Да не было урока. Я до сих пор не знаю, кто на меня покушался. Одно время ходил с охраной, довольно долго оборачивался на улице, пропускал вперед каких-то прохожих. Только недавно от этого избавился.
- Нельзя недооценивать количество сумасшедших?
- Я не знаю, как оценить количество сумасшедших. Ни как оценить, ни как недооценить.
- Помнишь момент, когда почувствовал – твое слово из телевизора что-то значит?
- Было время, когда журналистская работа подразумевала мнение всегда и во всем. Я два года отработал во «Взгляде», где все только этим и занимались. И я начал. Когда меня начали узнавать, я этим забавлялся, словно ребенок. Было время, когда я не мог ездить в метро. Прекрасно знал: если спускаюсь в метро, допустим, на «Варшавской», а в это время где-то в Свиблове начинает движение в сторону центра единственный в метрополитене пьяный человек, мы точно встретимся в центре на пересадке. И он заговорит со мной о футболе.
- Разговоры с пьяными о футболе – это крест?
- Еще с таксистами. Когда у меня не было своей машины, каждый третий таксист начинал говорить о футболе. И обязательно просил кому-то передать, что он мудак.
- Кому передавали особенно часто?
- Как правило, Романцеву. «Конечно-конечно», – отвечал я. Но не передал ни разу. Только представлял: вот появляюсь я в Тарасовке. Подхожу к Романцеву со словами: «Олег Иваныч, меня тут один человек на желтых «Жигулях», не знаю фамилию, просил передать, что вы мудак…» Этого я делать не собирался. Хотя сейчас получается, что все-таки передал…
- «Взгляд» ты вовремя вспомнил. Дмитрий Захаров перешел туда с Иновещания и был поражен беззаботностью и нетребовательностью. Чем телевидение поразило поначалу тебя?
- Простотой и краткостью пути.
- ???
- Позавчера я сидел дома и смотрел программу «Взгляд». А сегодня меня взяли туда на работу. Уже сижу и собеседуюсь с Александром Любимовым. Вот так.
- Когда это перестало казаться сказкой?
- До сих пор кажется.
- С Любимовым работать комфортно?
- Любимов – мое большое разочарование. Я прежде как зритель его выделял. А потом познакомился поближе – и сегодня, пожалуй, мне было бы неприятно с ним встретиться. Любимов представляет собой тип личности, довольно редко встречающийся в жизни – зато появляющийся в каждом романе Достоевского. Он абсолютнейший Ставрогин. На тысячу процентов. Что называется, «был бы ты хладен или горяч, но ты тепел». Он поэтому и не работает сейчас активно в качестве какого-то экранного деятеля. Он не сможет. Я не верю, что он насилует девочек, конечно...
- Ставрогин же вешается в конце. Как-то сложно Любимова представить в такой ситуации.
- Это романическая концовка. Роман должен же чем-то заканчиваться. Я желаю ему всяческого здравия, но с трудом себе представляю, чтобы мне захотелось с Александром Михайловичем поработать.
- Евгений Рейн говорил: «Мы с Бродским никогда не ссорились, не считая того, что однажды подрались из-за женщины». Какими эпизодами наполнена твоя дружба с Германом Ткаченко?
- Мы год не разговаривали – вот только летом помирились. Какая-то патологически глупая история. Слово за слово, и разругались. Мы и с Радимовым месяцев пять не разговаривали. А в остальном все было довольно мирно. Знаю, что всегда смогу помириться. Меня этому научил другой близкий друг – Дмитрий Иванов, бывший руководитель «Динамо». Дима вообще человек, обладающий удивительной ясностью ума. Общие близкие друзья с ним регулярно советуются в сложных ситуациях. Дмитрий умеет разговаривать спокойно. Меня не было на последней свадьбе Радимова – а Дима оттуда вернулся: «Я думал, ты приедешь». Я ответил – ты же знаешь, мы в ссоре. «Вот приехал бы – и ссора закончилась».
- Разумно.
- Я тогда спросил его – что посоветует? Иванов сказал простые слова: «Ты знаешь, мы все уже не очень молодые люди. Новые близкие друзья появляются редко. Поэтому имеет смысл не терять старых». Я тут же набил SMS Радимову – и спустя секунду получил ответ: «Сам собирался тебе позвонить». Я могу поругаться, но друзья – это лучшее, что есть в жизни.
- На тебя как на комментатора были странные обиды?
- Регулярно. Предсказать это невозможно. Люди регулярно обижаются, когда говорят «на Украине». Уверены – надо говорить «в Украине».
- Ты им подыгрываешь?
- Я очень люблю бесить людей, которые цепляются к мелочам. Под настроение.
- Ты когда-то предсказал Карпину большое тренерское будущее.
- Большого тренерского настоящего у него нет. Пока что это только разговор о будущем. Но Карпин вырос – и я этому очень рад.
- Кому-то из сегодняшних игроков готов предсказать тренерское будущее?
- Хохлов уже стал тренером. Но по нему это было видно давно.
- Какое будущее у Широкова, например?
- Может, будет премьер-министром. Почему нет?
- А Вадик Евсеев?
- Он же собирался быть мэром Мытищ? Евсеев достаточно давно вне моего поля зрения. Могу сказать, почему я так думал про Карпина. Это достаточно умопостигаемая формула. Тренерами часто становятся те, кто не смог себя реализовать в футболе, кому не дано было. Кому было дано понимать – но не дано играть. Всем же известно, что Романцев был самым деревянным игроком в «Спартаке» своего времени. Олег Иванович это понимал, но сделать ничего не мог. Он с этим жил. Но он был творческим человеком. И Карпин в молодости был человеком, про которого любой мог сказать: «пирожок ни с чем». Карпин объехал несколько команд – и заставил себя стать игроком. Вытащил буквально за волосы. Стал футболистом, которого в Испании признали за своего. При этом еще и личность, конечно.
- Как-то Михаил Шац сказал, что лишь раз встречал футболиста без чувства юмора – Горлуковича. Ты кого-то назовешь?
- Я не понимаю, почему нужно различать футболистов и нефутболистов. Регулярно встречаю людей без чувства юмора. Важно, чтобы у человека было понимание, что чувство юмора отсутствует, – тогда с ним еще можно иметь дело.
- Тебе никогда не становилось скучно в профессии?
- Постоянно становится. Для этого существуют выходные.
- Или встречи с потешными людьми. С Бышовцем общался?
- Мы считались приятелями, был у него дома как-то раз. Без ложной скромности могу сказать, что я сыграл серьезную роль в его назначении тренером сборной в 98-м году. Сразу после назначения я позвонил и спросил, когда он сможет приехать к нам на прямой эфир. А Бышовец вдруг отказался. Сказал, его глаза не выносят телевизионного света.
- Сейчас оно особенно заметно.
- Ладно, думаю, Господь с ним. У каждого свои странности. Взял камеру и поехал в Питер брать интервью. Было лето, как раз в России отдыхал Радим. Бышовец с ним встречался.
- А с тобой?
- Со мной тоже. Я выхожу с интервью – и вижу пропущенный звонок от Владика. Набрал ему, рассказал – так и так, только что от Бышовца. Радимов рассмеялся: «Он тебе на лес показывал? Спрашивал, что видишь?» Все в точку. Вот и меня, говорит, спрашивал. А там тренировочное поле, забор и лес за ним. Анатолий Федорович где-то то ли вычитал, то ли придумал философский образ – один человек увидит поле, другой забор, а третий видит лес. Этот вопрос он тогда задавал каждому. И я некоторых заранее предупреждал, чтобы отвечали «лес»…
- Венедиктов как-то сказал, что Тина Канделаки – лучший интервьюер страны. Кто лучший в спорте?
- Я не очень понимаю, зачем выделять спорт. Для меня лучший – Игорь Свинаренко. Ему много рассказывают. Потому что и он много рассказывает. Откровенность – это своего рода товарный обмен.
- Тебе не кажутся некоторые его интервью черновиками?
- Дело в том, что черновик – это тоже прием. У нормального журналиста много приемов, как у режиссера. Для кого-то дрожащая телевизионная картинка – брак. А для другого – синоним достоверности. Так же и эффект черновика.
- Как тебе нынешний конфликт Тины с Шацем?
- Есть украинское выражение – Тина, по-моему, с глузду съехала.
- Понятно, на чьей ты стороне.
- Какая тут может быть сторона? Тина не может себя найти, она выпала из мейнстрима. Для нее это все равно, что для алкоголика перестать пить. Вот она ищет.
- Она тебе симпатична?
- Я не испытываю к ней особенной симпатии, но она мне не антипатична. Милая девушка, очень любезная.
- За последнее время у тебя были безумные поступки?
- Разве вчера я не безумный поступок совершил? Взял и провел митинг оппозиции.
- Нормальный поступок.
- А кто-то воспримет как безумный. Я, например.
- Кирсан Илюмжинов дарил друзьям «Роллс-Ройсы». Самые удивительные подарки в твоей жизни?
- Много было удивительных. Летом прошлого года, когда шел чемпионат мира, я решил, что должен оставить «Футбольный клуб». По ряду причин. Поскольку по времени это совпало с приглашением «России», многие и сегодня думают, что это взаимосвязано.
- Это не так?
- Не так. Я обсуждал решение с ребятами, которые находились в ЮАР. Это мои самые близкие люди, ближайшие товарищи. Брать на себя программу предстояло им. Ситуация довольно личная, даже интимная.
- Так что за подарок?
- Ребята спросили – что привезти из ЮАР? Бутылку вина они тогда уже купили. Я ответил: что угодно, только не вувузелу, она мне вряд ли пригодится. Так они привезли вещь, которая называется макарапа. Берется строительная каска, из нее вырезаются и отгибаются в разные стороны лепестки. Что-то выжжено, написано. Ребят было четверо, с огромным количеством телевизионного оборудования, а эту макарапу ни в какой чемодан не засунешь. Так она была еще именная!
- Как это?
- На ней мое имя написано по-русски. Человек расписывал на заказ. Стоит у меня дома на видном месте. Однажды я в ней передачу проведу.
- Недавно пересматривал «Дворы нашего детства» Габриловича – не мог оторваться. У тебя такой фильм был?
- Я очень внимательный зритель. Если начну что-то смотреть – до конца. Недавно смотрел мультфильм «Иллюзионист». Того же автора, что снял «Трио из Бельвилля». Кстати, «Трио» мне не очень понравилось. А здесь – настолько трогательная история, не мог оторваться! Я вообще очень сентиментальный человек…
- Если б тебе предложили написать о ком угодно в серию ЖЗЛ – на ком остановился бы?
- Тут вся суть предложения в том, о ком предложат. Но мне трудно написать книгу. Ради нее придется оставить свою работу и на что-то жить. Я человек с долгами и зарабатываю довольно прилично, книги столько не приносят.
- Откуда долги?
- Я купил загородный дом. Живут там в основном родители.
- За последнее время – самое интересное предложение о работе, не считая ВГТРК?
- Сейчас я практически закончил съемки в качестве ведущего в проекте «История российского юмора». 20-серийный документальный фильм для СТС. Его делает компания известного продюсера и режиссера Сергея Кальварского. Так вот, Кальварский по ходу съемок сделал мне радикальнейшее предложение. Сейчас рассказать о нем не могу – потому что не знаю, в какой стадии находится проект. Боюсь разгласить идею.
- Ты согласился?
- Побоялся.
- Большинство комментаторов пришли на «НТВ-Плюс» с улицы?
- Почти все.
- Чем занимались до этого?
- Юра Черданцев возил туристов в Италию. У него идеальный итальянский язык. На туринской Олимпиаде мы были вместе – итальянцы не верили, что он из России. У него бабушка написала все имевшиеся на тот момент учебники итальянского языка. Чем занимался Розанов, я уже не помню. По-моему, у него была небольшая компания, занимавшаяся чем-то строительным. Насколько помню, совместно с братом делали теплые полы или что-то в этом роде. Миша Поленов был официантом.
- Вот это поворот.
- Он закончил истфак, но в тот момент работал именно официантом. Журавель пришел к нам студентом. Андронов уже был журналистом. У Шмурнова математическое образование, но к нам он пришел из еженедельника «Футбол». Чем занимался Мельников, я не знаю. У него нормальная жизнь советского хиппи – занимался всем, чем попало. Казанский работал на липецком телевидении. Олег Пирожков по образованию психолог, и работа у него была связана с психологией – помимо всего этого он писал в Ярославле что-то на хоккейные и футбольные темы. Дима Савин телевизионный работник, монтажер. Генич из футболистов. Кстати, удивительная история. Пришел к нам на программу один футболист и говорит: «У меня один товарищ недавно закончил, хотел бы у вас работать». Это единственная подобная история за все существование канала. Никогда и никто больше так не приходил.
- Жванецкий очень интересно фантазировал, чем бы он занимался, если бы не приехал в Москву. А если б ты не дошел до телевидения?
- Я в этом отношении фаталист. Никогда не принимал никаких карьерных решений. Случайно встретился со знакомой попить кофе – а она работала журналисткой в ВИДе, занималась молодежным проектом. Что называется, слово за слово… Время спустя решили нашей компанией, что уходим из «Взгляда» и надо бы где-то работать. Так из безработных попал на «НТВ-Плюс Спорт». 94-й год. Оказалось, моего образования более чем достаточно, чтобы делать что-то серьезное.
- При том что и ты, и Розанов – люди без диплома.
- Диплом – что он дает? Я же не специально без него остался. Так вышло.
- Как вышло?
- Я чисто формально не получил диплом – не сдал последнюю сессию и не защитился. Хоть отучился пять курсов филологического факультета в Ленинском. В какой-то момент задумывался, не взять ли академический отпуск. Это было связано с проблемой армии. Написал заявление об академическом отпуске – и не вернулся…
- Заявление лежит до сих пор?
- Не думаю, что такие бумажки хранятся вечно.
- Самые заштампованные корреспонденты вышли с журфака МГУ. Исключения редки.
- У меня наблюдение другое: сколько к нам приходило людей с журфака – они ничего не умели. Всему приходилось учиться заново. Журналистике учат в редакции, а не на журфаке. А образование, которое дает журфак, – облегченное филологическое.
- Ты как-то набил заметку эсэмэсками – торопясь в аэропорт.
- Такой случай был – но ее потом дописывали. Невозможно понять, какой объем ты уже написал.
- Недавно ты сказал, что люди из «Терека» – неплохие ребята, просто глубоко провинциальные.
- Я не говорил, что они неплохие. Нельзя сказать, что они прям все неплохие. Сказал, что они порой настолько агрессивно себя ведут в отношении публикаций потому, что пресса говорит на языке столицы, а они – на языке провинциалов.
- Что в твоем понимании глубокий провинциал?
- Раньше люди приезжали в Москву и с интересом спускались в метро, например. У них же нет метро. Люди из провинции не понимают, как можно жить на такой скорости. Не понимают, как можно не есть дома, как можно быть настолько свободным в выражениях. Они живут по-другому.
- Люди из «Анжи» такие же?
- «Анжи» – столичный клуб.
- Если б Хиддинк оказался там – самим фактом прихода открылся бы для тебя с новой стороны?
- Нет. Нормальная денежная авантюра – что Хиддинк всегда и делал.
- Цивилизованный вариант Милутиновича?
- Милутинович – дутая фигура. Он руководил командами на четырех чемпионатах мира – но лишь одну лично вывел на чемпионат. Два раза тренировал хозяев и один раз взял команду, когда она уже туда вышла. Мы его знаем по десятку матчей. Милутинович мне дорог лишь как персонаж юности.
- У нас в этом же номере вышло интервью с Семиным. Ты в этом году довольно жестко об этом человеке высказался. Так вот, он говорит, что заранее знал про заметку, которую ты напишешь по итогам его интервью «Спорт-Экспрессу». И даже поспорил с кем-то и выиграл бутылку вина.
- А еще он наверняка сказал, что моя точка зрения ангажированная. Видимо, Семин очень любит вино – если свою репутацию обменивает на бутылку. Ну давай я поспорю с тобой, что сейчас насру посреди «Жан-Жака» и завтра об этом напишет газета «Жизнь», – будет это считаться свидетельством моей прозорливости? Работая на телевидении, я понимаю, что гипотетически ангажированным может быть даже прогноз погоды. Но мы оцениваем его не по тому, ангажирован он или нет, а по тому, совпадает ли он со случившимся. Какая мне разница, что двигало человеком, который написал интересную мне книгу? Тебе вот, например, интересно, что Дюма собирался заработать себе на жизнь, сочиняя «Трех мушкетеров»?
- Если я интересуюсь историей литературы – да.
- Да. А вообще это не важно. Если я читаю человека – знаю, что он с кем-то дружит. Может, даже от кого-то получает деньги. Но я буду это читать, если мне кажется интересным, важным и логичным. Какие люди всегда ангажированы? Тренеры. Фактом своей причастности к клубу. И что, их перестают слушать?
- Последний поступок, за который тебе было неловко?
- Вчера извинялся перед девушкой, в присутствии которой при прошлой нашей встрече позволил себе опьянеть.
- Стоило извиняться?
- По-моему, стоило. Всегда лучше извиниться, чем не извиниться.
- Последний твой внутренний конфликт?
- Вот к тебе на встречу опоздал. На 20 минут меня задержал кортеж премьер-министра. Или президента, я уж не знаю. До этого смотрел на часы и думал: интересно, успею еще вот это написать в Facebook? Написал – и в итоге опоздал. Это был внутренний конфликт.
- Если бы ты сейчас не давал интервью – чем бы занимался?
- Ужинал.
- Расскажи про свою кухню.
- Из меня, конечно, кулинар тот еще. Есть рассказ «Дилетант на кухне». Я могу приготовить по рецепту – немножко понимаю, как ведут себя продукты. Но я не владею нормальными поварскими техниками и сам еду придумать не в состоянии.
- Если приглашаешь друзей – сам стол накрыть в состоянии?
- Накрывал недавно – мы отмечали премьеру «Репортеров» у меня дома. Это была холостяцкая компания, мы сидели поздно вечером, и готовил я. Как-то заезжал в гости Владик Радимов – для него делал провансальскую картошку…
- Это как?
- Нужна либо мелкая картошка, либо придется резать большую. Растительное масло и сильный огонь. Обжариваем. В какой-то момент нужно туда набросать большое количество зубчиков чеснока, прямо в коже. Параллельно в другой кастрюльке надо растопить сливочное масло, бросить в него щепотку шафрана, чтобы настоялось, а в последний момент грубо нарезать петрушки. Когда картошка с чесноком готовы, ты их ссыпаешь в кастрюлю. Некоторые любят, чтобы она там немного поколобродила. Подаешь на стол. Получается очень вкусно.
- Времени не жалко?
- Я готовлю только под настроение. Я не испытываю проблем, где поесть. Уже несколько лет встречаем Новый год с друзьями и коллегами у меня на даче. И я всегда готовлю. Я, как дилетант, люблю всякие кухонные гаджеты. У меня очень много приспособлений, которыми ни разу не пользовался. В 2010 году у нас был классный гид в Милане. Итальянец, который учился русскому языку и литературе. Говорит по-русски свободно. Отвел меня в магазин специализированных кухонных прибамбасов. Честно скажу – провел там день. Пробовал все подряд.
- Что купил?
- Машинку, которая позволяет нарезать морковь ленточками. Еще машинку для нарезания картошки фри с квадратным сечением. Меня просто поразила простота этого приспособления.
- Штука для моркови – самое бесполезное приобретение за последнее время?
- Я часто совершаю бесполезные приобретения. Поскольку я человек, который никогда не испытывает проблем с наличием свободной суммы денег – что мне понравится, то и покупаю. Хоть в последнее время взялся в этом отношении за ум.
- После какой покупки?
- После того, как купил iPad и не пользуюсь.
- Свой водитель появился давно?
- Задолго до того, как я стал жить отдельно от родителей.
- Платишь ему сам? Или компания?
- Сейчас платит компания, а я доплачиваю. У нас в компании на водителя положено меньше денег, чем он стоит.
- Егор Титов жаловался, насколько тяжело сейчас найти нормального водителя.
- Подписываюсь под этими словами. Я нашел – и мы уже 12 лет работаем вместе.
- Сам машину не водишь?
- Сам когда-то не научился, а теперь не надо. Хотя планирую. За границей порой возникают неудобства.
- Никакой тяги?
- Никакой. Хотя, наверное, это было ошибкой. По крайней мере, выпивал бы реже.
- Какая у тебя машина?
- Honda Pilot. Очень большая машина. Раньше ездил на Toyota Camry. Сменил потому, что теперь у меня есть загородный дом. В одном месте такая дорога, что без джипа сядешь. Я посоветовался с водителем – ему же ездить…
- Какие были варианты?
- Он заставил меня посмотреть Murano, но мне не понравилось. Как-то некомфортно сидеть. Пишущие люди любят составлять рейтинги комментаторов. А у тебя есть список людей, пишущих о спорте? – Люблю читать Мишу Калашникова, но не все, он зануда. Я ему, кстати, говорил об этом. Люблю Юру Дудя читать, если это интервью. Дзичковского люблю. Если говорить об авторах – это все. Другие заметки читаю исходя из того, о чем они написаны.
- А тексты Розанова?
- У нас с Дядей очень близкие отношения – поэтому, думаю, он не обидится, если я скажу. Розанов оказался в проблемной ситуации. У него есть особенность – пишет как говорит. А говорит он очень своеобразно. Его из уважения не полагается редактировать, а редактировать его тексты, мне кажется, стоит. Могу это сказать с уверенностью – потому что я в известной степени научил его писать тексты. Первой его работой в качестве пишущего журналиста была работа в газете «Газета», где я возглавлял спортивный раздел. Надо сказать, что я точно так же отношусь и к себе. Никогда не обижаюсь на правку.
- Правят сильно?
- Нет. Я тоже пишу как говорю. Пишу очень быстро – иногда слово забудешь вставить или недостаточно четко сформулируешь. Со мной работают блестящие редакторы, что Коц в «Советском спорте», что Гридасов в «PROспорте». Я им доверяю.
- Сейчас ранний вечер – ты пьешь вино. Почему?
- Потому что начало дня. Я сегодня очень долго спал, вчера был насыщенный день. Не высыпался. Сегодня позволил себе.
- А основной напиток у тебя какой?
- Я всеядный, к сожалению. Порой это меня подводит. Вообще-то люблю напитки, а не коктейли. Единственный коктейль, который нравится, – «Лонг-Айленд». Недавно товарищ Максим Виторган как раз после премьеры очередного фильма «Квартета И» у меня спросил: «Никогда не пробовал вместо колы туда налить шампанское?» Я поразился – это же врежет по мозгам!
- Что Виторган?
- Конечно, говорит, врежет. Зато становится очень весело и сразу. Просто больше двух за вечер не надо.
- Сколько выпил в тот вечер?
- Пять. Следующий день прекрасно провел на работе. Я вообще крайне редко мучаюсь похмельем – даже не могу вспомнить, чтоб такое было. А если и случается – достаточно таблетки. Да и потом, я не так часто это делаю, как кому-то может показаться из нашего разговора.
- В эфире часто появляешься нетрезвым?
- Людей всегда интересует два вопроса. Как Остапа Бендера или пророка Самуила спрашивали: «Почему нет в продаже животного масла?» и «Не еврей ли вы?» – точно так же у комментатора допытываются: «За кого вы болеете?» и «Пьете ли вы на работе?».
- Нормальные вопросы.
- Это все равно что спросить повара, трудно ли ему не плевать в сковородку. Еще постоянно спрашивают, трудно ли не ругаться матом в эфире. Когда пишу на сайт – иногда матерное словечко вставляю. В интернете это не является проблемой с законом, а в газете могут сделать предупреждение или лишить лицензии. Разные способы выражения мысли, в том числе экстремальные, меня вообще очень интересуют. В том числе и как филолога. Недавно кто-то сказал, что только в русском языке возможны ситуации, когда пять подряд инфинитивов составляют осмысленное предложение – встать пойти найти купить выпить…
- Интересно.
- На одном из первых курсов института мы изучали фонетику. Там говорили, что в русском языке возможны пять подряд согласных – а больше уже не получится. И было приведено слово «лордство». Я сразу сказал преподавателю, что существует слово «агентство», в котором на письме тоже пять согласных, просто «т» не читается. Обидно было другое. Папа научил меня к тому времени слову «взбзднуть», где было шесть согласных подряд. Я очень мучился, что не могу сообщить это преподавателю. Так что бедный дедушка скорее всего умер в неведении.
А с матом все очень просто. Матерная лексика по смыслу является суррогатной, то есть одним словом заменяешь другое. Это средство экспрессии. В любой работе мне любопытны экстремальные формы.
- Сравни ранний «Футбольный клуб» и нынешний. Который, что называется, сильнее?
- Сейчас «Футбольный клуб» значительно более интересный и содержательный с точки зрения профессиональной программы. Тогда из передачи люди могли что-то узнать – а сейчас нужно что-то придумывать и находить. Нужны ходы. Я этим очень доволен. Скажу парадоксальную вещь: «Футбольный клуб» – это программа, которая нам нужна для существования канала. Это точка, в которой люди из просто качественных или некачественных работников становятся заметными. Обучаются собственным приемам мастерства, вырабатывают стиль. В этом смысле «Футбольный клуб» незаменим. Даже если мне будет в тягость вести эту программу – все равно буду ее вести. Когда накатывает – прошу меня подменить.
Комментарии 9