Приложения букмекерских контор для ставок на Спартак

Надежда Озерова: До последних секунд жизни папа думал о своем «Спартаке»

Николай Озеров

11 декабря исполняется 96 лет со дня рождения легендарного спартаковца, потрясающего комментатора Николая Озерова.

Ниже большой разговор с дочерью человека, которого без преувеличения знала и любила огромная страна, который превратил свои репортажи в настоящее искусство и который слово «Спартак» всегда говорил с придыханием.

- Чуть больше года назад вышла книга про вашего папу.

- Да, в Петербурге. Я уже давно живу между двух стран - Грузией и Россией, и встречалась с дочерью Котэ Ивановича Махарадзе. Она рассказала, что вышла книга про её отца, автором которой стал очень порядочный и ответственный человек Сергей Князев. Писатель, журналист, редактор. И у меня возникла идея, что первую папину книгу нам надо переиздать. И в память о нём, и по причине того, чтобы просто была возможность подарить её тем людям, кто с папой дружил, общался, кому он был дорог. Первая книга «Всю жизнь за синей птицей» вышла, если не ошибаюсь, в 1992 году. Она была очень плохого качества.

Нашла через фейсбук Сергея Князева, мы стали общаться и быстро нашли общий язык. Он проделал колоссальную работу за очень короткий период времени. Я лишь помогала ему с координатами людей, высылала фотографии из семейного архива, а дальше он общался, записывал воспоминания, редактировал. Каких-то людей, кто хорошо знал папу, Сергей находил сам. И получилась, по сути, новая книга, потому что её вторая половина - воспоминания известных людей о Николае Озерове, тех, кто много лет играл с ним, работал, тех, о ком он рассказывал в своих репортажах. Это было очень непросто - сделать такую книгу. Приходилось искать меценатов, людей, способных помочь финансово. Но, знаете, Сергей рассказывал, что имя папы по-прежнему работает. Он мог прийти к каким-то людям, попросить о помощи - например, с компьютерной вёрсткой, о чем-то ещё, и многие, узнав, что это необходимо для книги про Озерова, делали работу бесплатно. По нынешним временам это какие-то чудеса. Но так было. Повторю, Сергей проделал огромную работу, и наша семья благодарна ему, что книга увидела свет. Единственное - так получилось - в книге не появилось ни одной фотографии моей мамы, Маргариты Петровны. Но мы договорились, что в следующем издании это исправим. Сам Сергей очень критично называл это «редакторским проколом», но мы, конечно, не обижаемся, потому что для нас самое главное, что книга появилась. Пусть она вышла небольшим тиражом, но дошла до людей, и память о папе по-прежнему жива. В феврале в Доме журналиста в Петербурге была презентация, пришли многие известные спортсмены, была среди них даже Наталья Борисовна Ветошникова, которая с папой играла в теннис в 40-х годах. Прекрасно выглядит, дай бог ей здоровья. Там я встретила сыновей Наума Дымарского и Кирилла Набутова. Так получилось, что собрались трое детей отцов, которые были известными комментаторами. Только дочери Котэ не хватало.

- С семьёй Махарадзе вы дружите?

- Да, моя подруга - его дочь Мака, мама которой Медея Чахава - известная грузинская актриса. Котэ Иванович дважды был женат. С Софико Чиаурели у них не было общих детей, а в браке с Чахавой родилась Мака, известная балерина. Не так давно в Грузии был вечер, посвящённый памяти Котэ Ивановича, я прилететь в Тбилиси не смогла, но специально записала на видео воспоминания, которые потом там показывали. Да, мы дружим. А папа дружил с Котэ. В роду нашем, кстати, прапрапрабабушка была грузинка. Так что у папы текла, в том числе, и грузинская кровь. Это мало кто знает. Эта прапрапрабабушка происходила из очень знатного княжеского рода, жена известного рязанского священника протоирея Михаила Александровича Виноградова. У отца очень интересные корни. Покопаться в этих историях очень интересно.

Николай ОзеровНиколай Озеров

- Ваша работа на телевидении - это влияние папы?

- Я закончился Гнесинку по специальности «хоровой дирижёр» и всю жизнь мечтала заниматься музыкой. Но по этой дороге не пошла, о чём сейчас иногда жалею. В самом начале 90-х папа помог мне устроиться администратором на Центральное телевидение. И меня «засосало». Я пришла работать в безумно интересное время. Прошла много ступеней, много училась и видела, как появлялись на нашем телевидении программы, которые затем стали по-настоящему культовыми. Столько свободы, сколько на телевидении существовало тогда, в 90-е годы, наверное, больше не было никогда. Безумно интересное время. Я и на радио тоже работала. Папе нравилось, что я имею отношение к телевидению, что работаю рядом с его коллегами. И в 1997 году получала за папу ТЭФИ. Он тогда уже сильно болел, и меня пригласили, чтобы я приняла эту награду из рук Владимира Познера. Это было в мае, а 2-го июня папы не стало. Тогда я получала огромное удовольствие от работы на телевидении. А сейчас?.. Уже такой радости от этой работы нет. Творчества нет, журналистика как профессия умирает. Грустно. Раньше телевидение было территорией творчества. Сейчас - просто завод.

- Молодые люди, которых вы встречаете в телевизионных коридорах, знают, кто такой Николай Озеров?

- Почти нет. Не хочется обобщать, потому что иногда попадаются люди, которые интересуются историей, и вот они папу знают. Но этих людей мало. Знаете, что меня удивляет? В Грузии папу, по моим ощущениям, помнят больше. Даже те, кому тридцать с небольшим лет. Лет семь или восемь назад я ездила в Грузию с Фёдором Черенковым. Один из моих любимых спартаковских футболистов, с которым мы дружили. И куда бы мы ни приходили, его везде узнавали. Подходили, общались, просили расписаться. Федя потом говорил, что его в Москве столько не узнавали, сколько в Грузии. Так и с папой. Видимо, родители в Грузии рассказывают про него своим детям, поэтому даже молодёжь имя Озерова знает. А у нас? Увы, изменилось время. А вместе с ним и люди. Папа говорил: когда я перестану работать на телевидении, обо мне все забудут. И это, по его мнению, совершенно нормально. Это жизнь. В какие-то минуты я понимаю, что он был прав.

- Об этом много писали: вашего папу, по сути, выдавили с телевидения и заставили уйти. Как эта ситуация воспринималась внутри семьи?

- Он не жаловался. Ни-ког-да. Это внешне он производил впечатление такого открытого человека, у которого в душе постоянно праздник. Но на самом деле он всё держал внутри себя. И не хотел, чтобы о его проблемах знал кто-то ещё. Папу учили в ГИТИСе, что у актёра должен постоянно быть внутренний монолог. И эту ситуацию с уходом с телевидения он внутри себя и проживал. На семью это никак не влияло. Николай Николаевич не был очень открытым человеком, как многие о нём думали. Мама мне рассказывала: он, конечно, переживал. Переживал, что все коллеги его предали и бросили. Было собрание в спортивной редакции, где люди проголосовали против него. Это был тяжёлый удар для папы. Больше всего его «убило», что не поднял руку его друг Наум Дымарский. К папе тогда подошёл еще один человек, сказал, что он за него, но не может поддержать публично, потому что ему надо кормить семью. Вот такая история. Но перед смертью папа всех простил. Я приезжала к нему в больницу незадолго до ухода, и папа мне сказал: «Всё надо делать вовремя». Это слова я до сих пор помню.

Да, он сильно переживал. Ему надо было переключиться на что-то другое, и он стал ездить с концертными программами по стране. В 1986 году вышла последняя программа «В гостях у Николая Озерова», через год он ушёл с телевидения и начал выступать перед зрителями в различных городах с творческими встречами. Это его и спасло. Его встречали очень тепло. Тогда папа вместе с другими артистами могли собрать стадионы, представляете?! Сейчас трудно поверить, но папа мог выступать на одной сцене и с «Наутилусом», и с «Ласковым маем». Такое было время. Мама с ним часто ездила, а я, помню, выбралась лишь один раз. Это был город Дзержинск. Папе очень нравились такие встречи, они позволяли ему вновь ощутить любовь зрителей. А уже потом было решено возродить общество «Спартак». И в этом деле папа нашёл себя по-настоящему. Помню, к нам домой приходил олимпийский чемпион Пётр Болотников, академик Станислав Шаталин, и они обсуждали идею возрождения общества. Папа погрузился в эту работу с головой. Ходил по высоким кабинетам - к Лужкову, Черномырдину, выбивал финансирование. Теперь я понимаю, что такие общества должны держаться на сильных личностях. Если их нет - со временем всё зачахнет. И могу сказать, что до последних секунд жизни папа думал о своём «Спартаке».

Однажды в 90-е годы к папе пришли бандиты. Тогда же рэкетиры были повсюду. И вот они заявились в «Спартак» требовать денег. Папа, конечно, вырос и жил в другой стране, он даже не мог представить, что рэкетиры существуют и чем они занимаются. И он им говорит: «Спасибо вам огромное, будет так здорово, если вы нам поможете». То есть он даже не понял, что деньги пришли забирать у него. Он был совсем из другого мира.

У папы уже не было ноги, он передвигался на костылях, но каждый день вставал в пять утра, собирался на работу и ехал в «Спартак». Каждый день. Даже когда неважно себя чувствовал. И это помогло ему забыть про телевидение: всё время он посвящал «Спартаку».

Надежда Озерова: До последних секунд жизни папа думал о своем «Спартаке»

- И всё-таки рана наверняка внутри кровоточила?

- Наверное. Но, повторю, папа делал всё, чтобы окружающие этого не замечали. У него еще, знаете, была отличительная черта: если кому-то становилось плохо, если у человека возникали проблемы, он начинал с ним общаться ещё больше. Только, чтобы этот человек не почувствовал, что его все бросили. Он часто звонил замминистра культуры Кухарскому, который остался не удел, приглашал его на футбол. Помогал на первых порах Мише Евдокимову, которого никто не знал. Брал его на футбол, знакомил с людьми. Мне кажется, это было поведение истинного интеллигента. А что касается телевидения… Папа организовывал концертные программы в «Олимпийском» «Спорт, музыка, спорт». Там выступали знаменитые артисты и спортсмены. Концерт снимали, но потом не показывали. Его голос на плёнках размагнитили. Что-то, конечно, удалось сохранить, какие-то записи мне Вася Уткин передал.

- За других он мог, как говорят, расшибиться в лепёшку.

- Так и было. У брата был друг по теннису, где-то он нахулиганил и оказался в тюрьме. Это было ещё во времена СССР. Папа поднял всех на ноги, ходил в большому прокурору, и молодого человека отпустили на поруки. Просто потому, что за него вступился Озеров. Его фамилия позволяла открывать все двери. Мама рассказывала: при вылете за границу у папы никогда не проверяли паспорт. Или приём в Кремле. Маму «рассматривали под лупой», а папе говорили: «Николай Николаевич, здравствуйте, проходите, пожалуйста». Такая была фантастическая популярность. Ему доверяли.

- Читая воспоминания вашего папы, складывалось ощущение, что он не понимал, что происходит со страной в 90-е годы.

- Да, вы правы. Абсолютно. Но спустя 20 лет после его ухода думаю, что во многих вещах папа был прав. Сейчас очень много говорят про здоровье нации, про необходимость развивать массовый спорт. Всё то, о чём и говорил папа, когда был жив. Он уже тогда понимал, что это очень важно, чтобы в стране развивался массовый спорт, чтобы у детей была возможность заниматься. Но тогда его не слышали. Я часто думаю: смог бы папа понять нынешнее время? Мне кажется, что он бы приспособился. Мой дядя, знаменитый режиссёр Юрий Озеров, не смог бы - он был человек «из другой оперы». А папа смог бы. Он же после ухода с телевидения переключился на другие занятия: концерты, творческие встречи, общество «Спартак». Ему всегда надо было чем-то заниматься. И, думаю, в нынешнее время он тоже что-нибудь придумал. Он это умел.

- Вам кто-то импонирует из современных комментаторов?

- Я в этом, надо признаться совершенно не понимаю, спортивные трансляции почти не смотрю. Далека от этого. Знаю хорошо Васю Уткина, но не могу обсуждать его профессиональные достоинства и недостатки. Он, кстати, в 2002 году сделал очень хороший фильм к юбилею папы на шестом канале, много раз бывал у нас дома, и мы до сих пор поддерживаем дружеские отношения.

- Ваш папа, как показалось после прочтения книги, был очень сентиментальным человеком?

- Да. И это пошло у него, как мне кажется, с актёрских времён. Он очень любил оперетту, любил оперу, потому что дедушка пел. Практически все оперы знал наизусть. Мог расплакаться, если видел какую-то романтическую историю. Мы, конечно, над ним немного подсмеивались, но когда у нас стали по телевидению показывать сериалы, он влюбился в «Санту-Барбару». Он, видимо, отдыхал таким образом и всё время смотрел этот сериал. Говорил: «Надо дожить, чтобы узнать, чем всё это закончилось». Потом папа всегда иронизировал над Чумаком. Мало, кто знает, но Чумак работал в спортивной редакции. И папа потом удивлялся: «Надо же, был у нас в редакции, работал над спортивными новостями, а потом стал воду заряжать!» А ещё папа всегда настаивал, чтобы мы учили языки. У него-то с иностранными было плохо, он только французский немного знал. Хотя ему приходилось ездить по всему миру. Настаивал, чтобы я и брат учили.

- Кто-то вспоминал, что дома у вас висела огромная карта мира, где Николай Николаевич флажками отмечал страны, которые посетил.

- Эта карта жива до сих пор. Хочу её кому-нибудь подарить, но мама не разрешает. Она вообще мне не разрешает что-то делать с вещами, которые имеют отношение к папе. Я выросла в атмосфере 19 века: у нас осталось много предметов старины от бабушки, прабабушки. Почти вся старинная мебель, которая сохранилась, стояла когда-то в доме дедушки во Владимире, где он до революции работал юристом. И я выросла в доме, где всегда было много старинной мебели и старинных вещей. Наверное, поэтому антиквариат не люблю. Эту мебель даже нельзя никуда передвинуть: она может развалиться (смеётся). Да, карта жива. Правда, у меня, если бы я захотела тоже отмечать флажками места, где побывала, уже было бы больше стран. Мир сейчас, к счастью, для нас открыт. Папа не был только в Африке, а так, по-моему, побывал почти везде.

Мама очень трепетно хранит всё, что связано с папой. Газеты, статьи, альбомы с фотографиями - спорт, театр, телевидение. Около 100 альбомов. Много пластинок, которые папа покупал. Есть даже огромные бабины с плёнками его программ на радио. Там большой архив, который надо разбирать. Никто ничего не трогает, это неприкосновенно. Мама старается сохранить ту обстановку и ту атмосферу, которая была при жизни Николая Николаевича. Родители очень любили нашу коммунальную квартиру на Старой Басманной улице. Семья жила там с дореволюционных времён. Но потом папе стало тяжело подниматься пешком на третий этаж, поэтому в 1977 году правительство дало папе другую квартиру.

Николай ОзеровНиколай Озеров

- Что папа привозил вам и брату из поездок?

- Почти ничего. Чтобы что-то привезти на те суточные, которые тогда давали, нужно было в командировке не есть. Если и привозил, то только какие-то сувениры с эмблемой соревнований. Те, что давали комментатором и журналистам. Мог жвачку привезти или баночку «Кока-колы». Тогда это считалось чуть ли не самым дорогим подарком из-за границы. Мир другой был. Тогда ведь за репортаж он получал 9 рублей. И только получив звание народного артиста, ему стали платить уже 19 рублей. Наша семья жила всегда очень скромно. И папа, мне кажется, к деньгам был равнодушен.

- Двери в вашем доме были всегда открыты?

- Всегда. Это был какой-то кошмар. Гости у нас, помню, были постоянно. Однажды мама куда-то ушла ненадолго, оставила меня маленькую одну, возвращается, а у нас по квартире разгуливает какой-то незнакомый человек. Оказалось, что я пустила в дом мужчину, который просто хотел встретиться с папой после программы «Время». А его никто не знал. Так что да, двери были постоянно открыты. Папе нравилось принимать гостей. Потом, когда уже ко мне стали приходить друзья, папа всё никак не мог мне простить, что мы, заговорившись, не посмотрели все вместе какую-то программу, в которой он участвовал. Долго мне потом выговаривал. Он хотел внимания от детей. Теперь, конечно, понимаю, сколько всего с ним не сказано, не проговорено, сколько не спрошено у него… Двадцать лет прошло с момента ухода папы, а ощущение - целая жизнь. Знаете, у папы был очень красивый голос. Тембр голоса. Наверное, это от природы. У нас в роду было много священников, которые все очень хорошо пели. Один даже был духовным композитором. И сейчас мне его голоса очень не хватает. Когда люди уходят, остаются в душе их голоса. Я очень сильно скучаю по папиному голосу.

- В вашем детстве папа был?

- Да. Мы с братом были поздние дети. И папа, когда мы родились, работу забросил. Утрирую, конечно, но он всё делал для нас. И сам признавался, что мы для него были на первом месте, работа - на втором. Хотя у актёров часто всё-таки бывает наоборот. Он с нами гулял, возил нас на хоккей и в театр. Потом меня в музыкальную школу. Однажды я тяжело заболела, так папа практически не вылезал из больницы. Не знаю, как он совмещал это со своей работой, но он абсолютно всё делал для нас. Мне было лет 16, тогда гремел «Наутилус» по стране, и папа ходил со мной на концерт куда-то в Сетунь, где они тогда выступали. Он любил оперу, тут - рок, в котором он, конечно, ничего не понимал. Но мужественно высидел весь концерт. Правда, то и дело повторял: «Что я смотрю?! Что я смотрю?!» Ему это искусство было совсем не близко, но любовь к детям всё-таки перевешивала. И он в тот момент хотел понять, что нам интересно. В общем, мы с братом были не обделены отцовской любовью. Может, даже он нас и чересчур опекал. Я с папой объездила очень много городов, он часто брал меня на хоккей, и я смотрела игру из комментаторской кабины. Папа говорил: «Молчи!», надевал наушники и начинал работать. А я сидела тихо рядышком. Коля, мой брат, с папой общался чуть меньше. Он занимался теннисом, часто уезжал на сборы.

- По улице с папой пройти было невозможно?

- Невозможно. У меня со временем развился комплекс, как у многих детей известных родителей. Папа был немолод, и многие принимали его за моего дедушку. Тем более папа ходил с палочкой. К нему подходили, спрашивали: «А вы - Николай Озеров?» Кому-то он отвечал да, а, когда надоедало, говорил, что просто на него похож. Пройти было нереально. И мне иногда очень хотелось залезть под стол, лишь бы меня никто не видел и ни о чём не спрашивал. Жуткий прессинг популярности. Куда бы мы ни приезжали, везде очереди за автографами. Феерическая популярность, которая мне, конечно, мешала. На меня постоянно показывали палацем: «Вот идёт дочь Озерова». Справиться с этим было сложно. Но сейчас с возрастом понимаю, что я, конечно, счастливый человек и горжусь тем, что у меня был такой папа. Надеюсь, что взяла от него только хорошие качества. Пунктуальность, обязательность. И ещё папа был безгранично добрым человеком по отношению ко всем людям. Он мог разговаривать с человеком, которого видел первый раз в жизни, но разговаривать с ним так, как будто знал его много-много лет. Он очень располагал к себе людей. Самых разных. Мне кажется, это божий дар. И это свойство больших личностей. Таких, как Ростропович, например, которого я очень хорошо знала. Мой дедушка был декан вокального факультета, а Мстислав Леопольдович там учился. И в 2002 году на папин юбилей я решила взять интервью у Ростроповича, чтобы он рассказал, как они общались. Найти его было тяжело. Я написала письмо и отнесла вахтёру в его доме в Газетном переулке. Не надеясь, конечно, что Ростропович его прочитает. Мало ли кто ему пишет. И вдруг у меня на работе раздаётся звонок. «Надя, это говорит Слава Ростропович». Я чуть от волнения не упала со стула. Пригласил меня приехать к нему на следующий день в 8 утра. Было ощущение, что мы знакомы 100 лет. «Иди на кухню, приготовь мне завтрак». Это сказал человек, которого обожал весь музыкальный мир. В этом он был очень похож на папу. Достоинство, доброта и одновременно простота в общении с людьми. Тогда Мстислав Леопольдович произнёс: «Не страшно уходить отсюда, потому что все мои друзья уже там, на небесах. И я уже здесь задержался».

Николай ОзеровНиколай Озеров

- Ваш дядя Юрий Озеров - знаменитый кинорежиссер.

- Папа обожал своего брата. Если они не встречались, то каждый день созванивались. Это так воспитала их мама. А мама, моя бабушка, была в доме главным человеком. И один сын, и второй относились к ней с особым благоговением. Дедушку я не знала, бабушка умерла, когда мне было десять лет, но я очень хорошо запомнила: она была главной фигурой в большом доме. Культ. Как в грузинских семьях. К старшему поколению в доме относились с огромным уважением и почтением. Почему я сейчас общаюсь с дочерьми Зураба Соткилавы? Они тоже выросли в такой же среде. В семье живёт большой артист, тенор. И когда он готовится к спектаклю, все дома ходят по струнке. Он распевается. И никто не должен ему мешать. Так было в семье Зураба Лаврентьевича, так было и в нашей семье. У папы было очень трепетное отношение к родителям.

- Слово «Спартак» папа произносил с придыханием?

- Конечно. Братья Майоровы, Старшинов, Якушев, Шадрин, Шалимов… Со Старшиновым мы, кстати, соседи. Ну и, конечно, Николай Петрович Старостин. Для папы это был настоящий гуру. Ещё папа очень любил Андрея Петровича Старостина. Они дружили и много общались. Я же сейчас дружу с Катей Старостиной, внучкой Николая Петровича. Но я вам так скажу: папу нельзя было назвать заядлым болельщиком «Спартака». Он всегда болел за хорошую игру. Говорил: люблю футбол с хоккейным счётом и хоккей с футбольным. Кстати, именно на хоккее же был известный случай, когда папа комментировал у бортика, и ему клюшкой случайно ударил по голове Сергей Капустин. На этой игре был Брежнев, папе перебинтовали голову, и он через какое-то время продолжил репортаж. Под овации тех зрителей, которые были в тот вечер на трибунах в Лужниках. Я, правда, и тогда не понимала, и сейчас: как там можно было что-то рассмотреть? Я стояла там несколько раз, когда папа вёл репортаж. Так хоккеисты еще успевали у него спрашивать, сколько времени осталось до сирены. Папа вообще, мне кажется, хоккей любил чуть больше футбола. И спартаковцев своих очень любил. Правда, после того, как с братом случилась беда, я почти не слежу за спортом. Уже лет шесть-семь.

- Нельзя всё-таки вас не спросить напоследок про это знаменитое выражение «Гол, х…, штанга», которое почему-то приписывают Николаю Николаевичу.

- Папа с юмором воспринимал эту историю. И понятно, что этих слов друг за другом, да ещё в репортаже, он произнести не мог. Даже в состоянии стресса - а любой прямой репортаж - это стресс - он не смог бы сказать так в эфире. Наверное, если бы только человек был пьяным. Но я папу в таком состоянии никогда не видела. У него был диабет, и с таким диагнозом алкоголь противопоказан. Он, кстати, именно поэтому не любил ездить в Грузию, потому что там с утра до вечера были застолья. Знаете, я думаю, что хорошо, что папе приписывают это выражение. Народ у нас любит мифы. А мифы сочиняют только про больших личностей. Такой личностью папа и был.

spartak.ru

Добавить комментарий

Оставить комментарий

Комментарии 4

#4 J.Shrott | 11 декабря 2018 17:24
Так и осталось историей был- ли действительно его эмоциональный нецензурный крик в прямом эфире. Скорее всего байка. Большинство знающих людей говорят именно это.
#3 товарищ Сухов | 11 декабря 2018 15:46
Цитата: EversoR
Еще с дошкольного детства помню голос Озерова на хоккее, во время матчей сборной Советского Союза.

"Такой хоккей нам не нужен!"
Вечная память Мастеру! Благодаря и ему я со Спартаком уже 43 года.
#2 маршал | 11 декабря 2018 13:47
Человек-глыба. Вживую в силу возраста я не смотрел ни одного его репортажа, но по совету отца, нашёл в нете пару матчей, уже и не помню каких. Интеллектуал и интеллигент, никаких истерик в эфире. Сейчас таких не делают
EversoRОнлайн
#1 EversoR | 11 декабря 2018 11:33
Еще с дошкольного детства помню голос Озерова на хоккее, во время матчей сборной Советского Союза.