Приложения букмекерских контор для ставок на Спартак

Владимир Маслаченко: Портрет в рамке ворот

Владимир Маслаченко

Все знают Владимира Маслаченко как популярного телекомментатора, но - все ли об этом помнят? - он был блистательным вратарем. Заслуженный мастер спорта, чемпион и трехкратный призер первенства Союза в составе московских "Спартака" и "Локомотива", 6 раз входивший в число 33 лучших футболистов страны, чемпион Европы 1960 года, участник чемпионата мира 1958 года, не игравший на следующем первенстве в Чили лишь из-за тяжелейшей травмы, которую получил за 10 дней до начала турнира.

"МОЮ МЕДИЦИНСКУЮ КАРЬЕРУ ПРЕРВАЛ ЩЕРБИЦКИЙ"

- Первое мое знакомство с футболом состоялось именно в воротах. Сразу после войны, в моем родном Кривом Роге, шел я по булыжной мостовой, где мальчишки играли в футбол. Шел с матерью к врачу - кажется, простудился. Естественно, одет был аккуратненько, с иголочки. И тут - удар. Пацан пропускает мяч, и тогда я вырываю свою руку из руки матери и в этой своей нарядной одежде в точности повторяю бросок неудачника-мальчишки. И мяч ловлю. Заводила всей этой компании тут же стал выяснять, где я живу (мы только вернулись из эвакуации), пригласил играть - и я стал вратарем уличной команды, мы, по сути, были чемпионами города. Но в то же время меня тянуло играть в поле, и в 15 лет я был принят во взрослую команду криворожского "Строителя", где много забивал.

- Так за чем же дело стало? Играли бы себе впереди, были бы местным кумиром-забивалой и не знали бы забот.

- Да я вообще понятия не имел, что футболистом стану! 3анимался всеми видами спорта, которые приходили в Кривой Рог, - баскетболом, волейболом, гимнастикой, настольным теннисом.

Занятия многими видами спорта, особенно десятиборьем, по которому я стал перворазрядником, заложили функциональную базу - благодаря этому я мог потом выдерживать колоссальные нагрузки и достичь многих вратарских успехов.

- Баскетбол, десятиборье - все это, конечно, хорошо. Но как вы в ворота-то футбольные вернулись?

- Опять дело случая. Получилось, что в школьной команде не было кипера, и тут кто-то вспомнил, что есть такой Маслак по кличке Козел…

- Как-как, простите?

- Козел. Потому что прыгал как сумасшедший. Подтекст вопроса понимаю, но никогда на это прозвище не обижался. Так вот, идет урок русского языка, и я с первой парты, куда меня как самого недисциплинированного отправили на перевоспитание, вижу: против моей фамилии - точка. Жди вызова к доске, и не миновать двух баллов - опять весь предыдущий день дотемна играл в баскетбол. И тут на счастье входит директор. Меня отвозят на стадион, ставят в ворота, мы выигрываем - 1:0. И пошло-поехало. Через две недели я уже стоял в воротах криворожского "Спартака" (мне только исполнилось 16 лет) на чемпионате Украины. А как только днепропетровскому "Металлургу" в 53-м дали место в классе "Б", меня туда пригласили. К тому времени я уже вошел в состав сборной школьников днепропетровской области, где мы заняли второе место на первенстве Украины. И вот я уже голкипер сборной школьников республики и автоматически - дубля киевского "Динамо". Предстоит всесоюзная спартакиада школьников, но я однажды сажусь в товарный поезд и делаю ноги из Киева обратно в Кривой Рог.

- Но почему?

- До сих пор этого сам себе объяснить не могу. Наверное, судьба. Кроме того, у меня с детских лет в голове сидело одно слово - "Спартак". Все были увлечены великим противостоянием ЦДКА и московского "Динамо". А я почему-то болел за "Спартак". Может, потому, что так назывался криворожский стадион, на котором я провел все детство. А окончательно решил мою судьбу известный в прошлом вратарь Михаил Пираев. В1951 году его команда ВВС прилетела на собственном "Дугласе" в Кривой Рог и сыграла два матча. Я увидел всего лишь один коронный пираевский бросок - и поэтому даю вам сейчас это интервью.

- Какими ветрами вас занесло в Днепропетровск?

- Когда я на товарняке сбежал из Киева, об этом узнали в "Металлурге". И пришла лаконичная телеграмма, где были очень важные слова: "Поступление в мединститут гарантируем". А меня как раз к медицине и тянуло. Мой отец был блестящим ветеринаром и мечтал, чтобы я стал врачом. Можно сказать, готовил меня к этому.

- Но недоготовил.

- Сначала я попробовал свои силы в автомеханическом техникуме, но очень скоро понял - не мое. Тогда поступил в медицинский. И в один момент, в 56-м, до того увлекся, что на два месяца бросил футбол и был поглощен учебой.

- Играя за "Металлург"?

- Посреди сезона! До того я успел многое пройти. Жил в общаге на стадионе, где в комнате было 17 коек. Когда холодало, спал на одном матрасе, укрываясь другим. Но футбол любил безумно и уезжать никуда не хотел. В 54-м прошел все игры на удивившем всех пути в полуфинал Кубка Союза. Приехали в Москву и жили в дощатых домиках возле базы в Тарасовке. И тренировались там. Потом мне рассказывали, что я многих удивил тогда своей техникой, и "Спартак" на меня сразу глаз положил. А перед 56-м и пригласил. Но в этот момент в "Металлург" пришел Николай Морозов и предложил годик поработать с ним. В тот-то год я и забросил на два месяца футбол.

- Что положило конец вашим колебаниям?

- Решение днепропетровского обкома партии, который возглавлял будущий первый секретарь ЦК КП Украины Щербицкий. Вратарь, который стоял у Морозова, получил серьезную травму, и Щербицкий своим решением покончил с моей медицинской карьерой. Я снова встал в ворота. И надо же - в первой же игре решил спижонить и поймать мяч намертво, вместо того чтобы выбить его кулаком. Выло это в Таганроге и закончилось голом в мои ворота и ничьей - 2:2. Но больше вратарей в команде не было. Вскоре я устроил два сольных концерта в Станиславе (будущий Ивано-Франковск) и Ужгороде, после чего вопросов о моем уровне ни у кого не возникало.

Зная, что я намереваюсь уехать в Москву, Щербицкий пытался меня удержать, дав комнату прямо напротив обкома партии. Вскоре дом треснул пополам, и трещина пришлась как раз на мою комнату. Я затыкал ее футболками и трусами - холодно все-таки - и через нее же видел обком. Спал на раскладушке и в любой момент готовился собрать вещи и уехать в столицу. Москвы не боялся ни капли - я вообще легкий на подъем человек, с отцом по эвакуациям наездился. Прямо как в песне: "Я еще с пеленок начал странствия, до сих пор остановиться не могу".

- Но почему вы ушли не в "Спартак", а в "Локомотив"?

- Меня взял с собой Николай Морозов, ставший начальником этой команды. А главным ее тренером был великий Борис Аркадьев, о котором автор тотального футбола тренер "Аякса" Стефан Ковач много лет спустя сказал мне: "Тотальный футбол на самом деле придуман вами. Просто в "Аяксе" я нашел игроков для его воплощения. А школу я прошел в русской ВШТ у Михаила Товаровского по книге Бориса Аркадьева "Тактика игры".

Тогда, в 57-м, мы выиграли Кубок Союза, обыграв в финале "Спартак" - 1:0. Меня впервые включили в список 33 лучших и в молодежную сборную страны. А через год я уже в составе первой сборной отправился на чемпионат мира в Швецию - первый для советской сборной. На чемпионат, где сборная СССР должна была достичь гораздо большего, чем достигла.

"СТРЕЛЬЦОВА В ЛАГЕРЯХ ХОТЕЛИ УБИТЬ, НО ЕГО СПАСЛИ ПАХАНЫ"

- Буквально накануне чемпионата наша сборная, считавшаяся одним из фаворитов, потеряла сразу четырех суперзвезд. Но если потеря Игоря Нетто, вывернувшего себе руку в товарищеском матче с англичанами, была нелепой случайностью (он в итоге все-таки поехал в Швецию и даже смог там сыграть), то происшедшее с остальными тремя - результат бесчеловечного, ханжеского отношения к нам, игрокам, со стороны руководства. Нам запрещалось все - загорать, купаться, иметь дело с женщинами. От месяцев сборов можно было свихнуться и запить горькую. Везут нас, к примеру, на юг на полуторамесячный (!) сбор. И бежим мы кросс от Хосты до Адлера по берегу моря, по гальке, туда и обратно. А потом еще и 500 ступенек до гостиницы. И так каждый день. Пожили бы сегодняшние футболисты в том режиме, побегали бы с наше - многие бы ноги протянули. Это я серьезно.

За три месяца до чемпионата - очередной полуторамесячный сбор в Китае на крошечном острове. В полшестого утра подъем, потом три тренировки. Радиоприемника нет. Все анекдоты рассказаны по десятому разу. Все книги зачитаны до дыр. Тренировки, тренировки, тренировки. Хорошо хоть питание было таким, что, несмотря на сумасшедший режим, мы даже чуток прибавили в весе. А потом поехали по городам Китая с серией товарищеских матчей. И сводили с ума работников фешенебельного отеля в Шанхае коллективными пробежками по коридору.

Наконец, накануне чемпионата - сбор в Тарасовке. И в один из вечеров ребята решают в последний раз перед чемпионатом мира расслабиться. "Чтобы потом сосредоточиться на игре и ни о чем мирском не вспоминать. Как ни парадоксально, это и есть профессионализм - организму-то в любом случае надо дать встряску. И Стрельцов, Огоньков и Татушин решили провести время с девушками. Но, с позволения сказать, девушки-то какие оказались! Они спровоцировали якобы изнасилование, потом одна - "огоньковская" - свое заявление забрала, a "стрельцовская" под давлением матери оставила свое в милиции. И вместо того, чтобы как следует разобраться, наши правоохранительные органы, да и курировавшая в том числе и футбол партийная мадам Фурцева состряпали уголовное дело. Сказался тут и невыдержанный характер самого Эдика, честного, не умеющего врать человека. Он говорил то, что думал, и этого ему не простили. И за вымышленное преступление, которое, будучи доказанным, и на "пятерку"-то не тянет, ему вкатили все 12.

Спустя годы Стрельцов, невероятно добрый и честный человек, не умевший как обманывать, так и отказать любому простому человеку с ним выпить, рассказал мне в автобусе, что с ним пытались сделать в тюрьмах и лагерях.

- И что же?

- Да хотя бы убить. По указке сверху. Боялись - выйдет, многое сможет рассказать. Но вот в чем фантастика - что в Кирове, что в других лагерях жизнь Эдику спасали паханы. Его опекали, чтобы он, выйдя из заключения, снова смог играть. И он смог - да как! Дважды подряд, в 67-м и 68-м, признавался лучшим футболистом страны. Кстати, по воле обстоятельств мое слово оказалось не последним, когда решался вопрос, разрешить Стрельцову вернуться в большой футбол или нет.

- Ваше слово, обычного футболиста?!

- Да, так получилось. Я был тогда капитаном "Спартака" и пришел на прием к секретарю Моссовета Пегову, чтобы просить о возвращении уволенного Николая Петровича Старостина на пост начальника "Спартака". Но не успел я и рта раскрыть, как меня спросили: "Что вы думаете относительно того, чтобы Стрельцову разрешили играть в чемпионате СССР?" Я незамедлительно ответил: "Это надо было сделать еще вчера". Далее был такой диалог: "Но вы же будете от него пропускать?" - "Я буду счастлив, если он мне забьет". Пегов криво ухмыльнулся и со словами: "Вы решили судьбу Стрельцова" стремительно вышел из кабинета. Я долго ошалело смотрел вокруг и не мог понять, что происходит.

"НА УСТАНОВКУ В ПОСОЛЬСТВО МЫ ШЛИ ПОЛТОРА ЧАСА"

- Наши соперники вздохнули с огромным облегчением, узнав о наших потерях. Приехали мы загодя, поселились в Хиндосе, ближе к Гетеборгу, где и играли. И - опять на сбор. Начнется чемпионат и мы сыграем 2:2 с англичанами, обыграем 2:0 австрийцев и с тем же счетом уступим будущим чемпионам - бразильцам. И нам снова будет противостоять сборная Англии - в дополнительном матче за выход в четвертьфинал. В тяжелейшей борьбе мы выиграем - 1:0. И через день нас будут ожидать хозяева - шведы, отдыхавшие перед тем три дня.

До игры остается меньше двух дней, а нам еще надо перебраться из Хиндоса в Стокгольм. В Хиндосе останавливается суперскоростной поезд, доезжающий до Стокгольма всего за два часа. Но вместо этого мы почему-то едем в аэропорт Гетеборга, где в забронированном вроде бы для нас самолете не оказывается мест. Ждем весь день, наконец, вечером, нам дают крошечный самолетик, в который еле влезаем. После чего летим... через весь север Скандинавии, причем швыряет нас так, что только вверх тормашками не летели. Наконец поздно вечером приземляемся в Стокгольме.

- На этом, надеюсь, ваши злоключения закончились?

- Только начались! Селят нас, четвертьфиналистов чемпионата мира, в студенческом общежитии. Большинство номеров окнами выходит на улицу, где идет стройка, все разворочено. В 6 утра вдруг раздается оглушительный грохот отбойных молотков. Мы все невыспавшиеся, ошалевшие высыпаем на улицу. Из ямы появляется какой-то человек, и, протянув кулак вверх, говорит: "Рот фронт!".Это была какая-то дикая трагикомедия.

Дальше - больше. Руководитель делегации, председатель федерации футбола, объявляет: чтобы нас супостаты не подслушали, установка на игру будет проведена в посольстве. Оттуда нам пришлют машины. Начали ждать. Обсуждали в это время, в каком составе играть. Большинство опытных игроков и капитан высказали мнение, что надо поставить свежих игроков - тех, кто не играл с Англией. Например, Бубукина, Фалина и Апухтина. Но Качалин стоял на своем - выигравший состав не меняют. Это упрямство стоило нашей сборной выхода в полуфинал.

- Автомобили за вами все-таки приехали?

- Нет! Тогда было принято решение отправиться в посольство... пешком. И полтора часа мы пилили, чтобы прийти и услышать установку, которую опытным игрокам можно было и не давать. Назад 11 основных игроков поехали на машине, остальные - опять пешком. Помню, по дороге к нам пристали два шведа, уговаривавшие остаться в этой стране. Пришлось мне, знающему немецкий язык, сказать пару ласковых и сделать устрашающий жест, чтобы они отвязались.

Шведская сборная, конечно, была сильна. Но всех этих Линдхольма, Скоблара, Хамрина за год до того обыгрывал один Стрельцов. А тут мы получили два гола, ни одного не забили и выбыли. Мы умоляли руководство команды оставить нас в Швеции до конца чемпионата - так хотелось посмотреть! Но через день нас отправили домой.

Весь чемпионат у нас в подсознании сидела история со Стрельцовым и ребятами. И журналисты о них все время спрашивали, да и мы были морально опустошены. Это была одна из причин поражения. А вторая - тренерская ошибка. Я с огромным уважением отношусь к Гавриилу Дмитриевичу Качалину. Под его руководством в 56-м СССР выиграл Олимпиаду в Мельбурне, он же привел сборную к чемпионству в Париже в 60-м, на первом Кубке Европы. Но на чемпионатах мира - что в Швеции, что в Чили - ему непостижимо изменяло тренерское чутье. О Стокгольме я рассказал. О Чили еще расскажу. Но вот вопрос, который меня до сих пор волнует - ему ли это чутье изменяло? Или он оказывался, заложником обстоятельств?

"В КИЕВЕ МНЕ ПРЕДЛАГАЛИ КВАРТИРУ МИНИСТРА"

- Вернемся к вашим клубным делам и перенесемся на несколько лет вперед. В 62-м вы отправлялись на чемпионат мира в Чили, уже будучи вратарем "Спартака"?

- Отнюдь. Хотя первую попытку перейти из "Локомотива" в "Спартак" я сделал еще в 59-м. В Доме Союзов заседала федерация футбола, решавшая и мой вопрос. Как только подошли к нему, меня выставили из зала. Я был удивлен, но подчинился. А потом вызвали и сообщили, что решение уже принято. Отрицательное. Тогда я взял слово и заявил: "Я протестую, что меня выставили из зала. Нельзя без меня обсуждать мой вопрос. Вы вели свое собрание недемократично". Через 10 секунд меня уже не выставили, а вышвырнули из зала.

После чемпионата ммря-62, после того, как я восстановился от тяжелейшей травмы и вновь решил перейти в "Спартак", мне не давали играть три месяца. Я обратился к локомотивским ребятам (со всеми я был дружен, все они были на моей свадьбе в нынешней нашей квартире): поймите меня! Они поняли, а 37-летний Виктор Ворошилов благословил. Он так ни разу и не был чемпионом Союза и сказал: "Хоть ты им станешь". Я самостоятельно ездил в Подмосковье, тренировался , бегал кроссы - благо учился уже в институте физкультуры (куда перевелся из медицинского и потряс преподавателей знанием латыни) и знал, как планировать свою подготовку. Но играть мне не разрешали. Наконец перед игрой с "Шахтером" Старостин приехал с радостной вестью. И я вышел на поле. Но руководство так постаралось это событие замять, что даже не объявляло составы команд до стартового свистка. Началась игра, но на 80-тысячных трибунах Лужников - гробовое молчание. А потом называют мою фамилию - и шквал оваций. В этот момент я понял, что не зря играю в футбол.

"Шахтер" для меня вообще был счастливой командой. Первый в жизни серьезный матч я сыграл за сборную школьников Днепропетровской области как раз в Донецке - выиграли. Первый матч в классе "А" я сыграл за "Локомотив" против Шахтера" - 2:0. И вот "Спартак" - и опять "Шахтер". В этот момент красно-белые начали резкий спурт и стали чемпионами Союза. Из 12 оставшихся игр мы не проиграли ни одной. А я в своей рамке просто летал.

- А что за история насчет попытки переманить вас в киевское "Динамо"?

- Тогдашний тренер "Локомотива" Костылев (не путать с нынешним) попросил помочь железнодорожникам и поехать с ними в Киев. Я уже принял решение уйти в "Спартак", но поехал. Вышел во втором тайме при счете 0:3 и не пропустил ни одного гола. После матча сели в поезд, но меня попросили остаться. Я отказывался, 40 минут поезд не отправляли. Наконец я согласился и вскоре оказался у Щербицкого, знакомого мне по Днепропетровску. Он предложил мне невероятные условия, начиная от квартиры в доме Совмина Украины. Но я все равно отказался. Рвался только в "Спартак". И добился своего.

"КАК БРЕЖНЕВ СТАРОСТИНА В "СПАРТАК" ВОЗВРАЩАЛ"

- Многое, смотрю, связано у вас с Днепропетровском. А Леонида Ильича часом не знавали?

- Это произошло уже позже. Но с Днепропетровском тоже связано. Я женат на дочери очень известного в своих кругах человека - строителя особо важных объектов Губанова. После войны он разработал план быстрого восстановления разрушенного Ростсельмаша, имел на этот счет личную переписку со Сталиным и получил Сталинскую премию. А в Днепропетровске строил знаменитый ракетный завод. Когда закончил работу, распоряжением Брежнева был переведен в Москву. И дружил с генсеком.

В 65-м, году с поста начальника "Спартака" сняли Николая Петровича Старостина. Это место пытались прикарманить профсоюзные лидеры, а мы, игроки, ходили по инстанциям и убеждали, что Спартак - детище Старостина и он должен быть с нами. Бесполезно. Я был в это время капитаном команды и лидером в этой борьбе. Наконец, терпение лопнуло. Я никогда не пользовался большими связями тестя, хотя стоило ему пальцем пошевелить - и в 59-м я оказался бы в "Спартаке". Но тут речь не обо мне шла. Я рассказал тестю о сложившейся ситуации, и он попросил написать пять строк Леониду Ильичу. Письмо подписали трое - Маслаченко. Нетто, Хусаинов. Референт Брежнева Самотейкин потом рассказывал мне, как лично вручал генсеку письмо и услышал от него: "Просьбу коллектива надо уважить". Через неделю Старостин оказался на прежнем месте.

"МНЕ СЛОМАЛИ ЧЕЛЮСТЬ ЗА НЕДЕЛЮ ДО ЧЕМПИОНАТА МИРА"

Чемпионат мира 1962 года в наших газетах все эти годы преподносился как трагедия Льва Яшина. А другой главный неудачник Чили-62, о котором даже в зарубежных изданиях того времени писали не меньше, у нас обойден вниманием. Это я.

В 60-м после чемпионата Европы был товарищеский матч в Австрии. С утра зарядка в Венском лесу, и Яшин мне вдруг говорит: "Володя, хочешь сыграть?" Я ответил: "Нет, я еще слишком молод, чтобы руководить такими звездами". К тому же я не хотел никаких подарков. Прошел год, я завоевал приз журнала "Огонек", впервые обыграв Яшина. Обо мне написал Лев Кассиль, включив этот рассказ в свой сборник. И тогда я понял, что готов. И мысленно сказал: "Иду на "вы".

Перед чемпионатом мира все знали - Лева не в форме. Он болел, у него была травма, он почти не тренировался. Сам признавал: на чемпионате мира играть Маслаченко. О том же говорили такие авторитетные в команде люди, как Нетто и Иванов. Жизнь мне дала удивительный шанс посражаться с самим Яшиным, и я чувствовал - на этот момент победа за мной. Как бы я сыграл на чемпионате мира - другой вопрос, гадание на кофейной гуще.

Но стопроцентного места в составе я все равно не имел. Играли поочередно с Яшиным. Ни мне, ни кому другому не было дано победить комплекс Яшина, которым были больны все наши тренеры и руководители. Они не могли себе представить, чтобы кто-то другой мог встать в ворота сборной. И играли мы с Коста-Рикой товарищеский матч прямо накануне чемпионата. Стоял Яшин. В перерыве зашел в раздевалку и сказал: "Володька, бери перчатки. Я не в порядке, тебе играть на чемпионате". Но Качалин настоял, чтобы Яшин доиграл тот матч до конца. На следующий день стоял уже я. И когда в очередной раз бросился в ноги форварду, местный парень, вместо того, чтобы ударить по мячу, что есть силы врезал мне ногой по лицу.

- Умышленно?

- Потом газеты написали, что да. Клуб заплатил большие деньги за операцию, но этот человек так ни разу в больницу не пришел.

- Сознание потеряли?

- Нет, встал и сам ушел в раздевалку. В госпитале, посмотрев на себя в зеркало, понял, что произошло. Сломана верхняя челюсть. Лучший хирург страны 7 часов делал мне операцию. И за те восемь дней, что я был в больнице, наверное, полстраны у меня побывало. Целые районы делегировали людей, которые привозили мне мешочек, к примеру, зеленого кофе. Ехали за шестьсот и больше километров.

В Колумбии, накануне самого чемпионата, я присоединился к команде - разумеется, чисто символически. Но Качалин сказал: иди тренируйся, как можешь, чтобы соперники знали, что у нас есть второй вратарь. И меня тренировал... Николай Озеров. Однажды, увлекшись, я бросился в угол за мячом - и все перед глазами поплыло. Озеров подошел к тренерам и объяснил, что мне этого делать нельзя. Я пудрил мозги журналистам, объясняя по-немецки и по-испански, что все в порядке, но было понятно - я выпал. Но была хоть возможность посовершенствоваться в иностранных языках. (Кстати, о них, языках этих. Однажды, в 58-м, немецкий мне помог пообщаться с президентом клуба "Гамбург", в порядке строгой секретности предложившим мне потрясающий контракт, - перед тем я здорово сыграл за "Локомотив" в Германии. Я отказался, но он подарил мне на память золотой перстень. Я слишком хорошо помнил пример Сергея Сальникова, на которого пришло приглашение из, кажется, "Рапида", после чего он стал невыездным).

"МЫ БЫЛИ ЧЕРЕСЧУР СОВЕТСКИМИ, ЧТОБЫ ВЫИГРАТЬ"

- У нас в тот год была команда, которая должна была дойти до финала. Ей только не надо было мешать. Но этого, увы, не было сделано.

Но сначала о Яшине. У Льва Ивановича был колоссальный авторитет, в том числе среди судей - его не наказывали даже в тех случаях, когда, казалось, это неизбежно. В финале ЧМ-58 в матче с австрийцами судья придумал в наши ворота пенальти, и Яшин не сдержался - бросил в него кепку. Арбитр промолчал, и наш вратарь отбил сложный удар Буцека. В 61-м в отборочном матче против Турции Яшин кулаком отмахнулся от насевшего на него Метина - судья из Израиля опять предпочел не заметить.

На ЧМ-62 соперники Яшина обнаглели. Тренеры, видя, что Лев Иванович не в форме, просили своих игроков постоянно бороться с ним, и однажды это чуть не привело к удалению. В решающем матче за выход из группы с Уругваем Лева опять отмахнулся от явно нарушавшего правила нападающего. Отделались, слава Богу, штрафным.

У Яшина был сумасшедшей силы характер. В памятном матче с колумбийцами, где мы вели 4:1 в середине второго тайма, а затем пропустили три мяча подряд, именно Яшин спас нас от поражения. На последней минуте он вытащил такой выстрел в левую "девятку", который был абсолютно неберущимся. Я в тот момент закричал так, что прямо на трибуне потерял сознание и упал на сидящих ниже зрителей.

Но на морально-волевых можно сыграть один, максимум два матча. И Яшин это прекрасно понимал и безумно переживал - как истый спортсмен и настоящий мужик. Я входил, несмотря на травму, в бюро делегации (был комсоргом) и был во все события вовлечен. Когда вышли в четвертьфинале на чилийцев, было бурное совещание, где Яшину, Нетто и мне удалось убедить Качалина поставить несколько свежих игроков, не игравших с Уругваем. Мы вспоминали Швецию, тренер соглашался. А потом была установка. Я боковым зрением заглянул в тренерский блокнот и - обомлел. Состав был прежним, уругвайским. Оказалось, после нашего совещания прибыли вышестоящие "наблюдатели". Которые все и решили.

Но матч с Чили мы все равно должны были выигрывать. Лев Иванович пропустил два нелепых, совершенно "неяшинских" гола. Сначала был штрафной, с левого угла, оставалось метров 18 до ворот. Никогда бы Яшин, будучи в форме, не занял так позицию, уйдя в дальний угол и поставив в стенку двух человек. Форвард Санчес сделал то, что сделал бы любой, обладающий резаным ударом. А затем, при счете 1:1, диспетчер чилийцев Торрес, не видя вариантов продолжения атаки, решился на удар с 35 метров. Это был лучший для нас вариант, и поэтому я даже закричал: "Бей!" Кабы знать... Он, гад, ударил. И Лева опоздал с прыжком в левый нижний угол.

И все равно мы могли сравнять. Даже на последней минуте. Прострел с правого края. Вратарь чилийцев, их защитник и Валя Иванов у ближней штанги. Дальше - никого. Кроме Виктора Понедельника. Мяч летит на ногу Иванову, Понедельник ему истошно кричит: "Пропусти!" Валя уже было пропускает, но потом пытается правой ногой, заведенной за левую - помните, недавно в Лиге чемпионов такой гол забили? - прокинуть мяч в ворота. Было бы удивительно красиво. Но... не получается, и мяч попадает к вратарю.

Потом была раздевалка, усохшие, опустошенные лица и как ребенок плакавший Яшин. Я подошел к начальнику команды Андрею Старостину и тихо спросил его: "А если бы я был в потрясающей форме, вы поставили бы меня сегодня в состав? " Старостин честно ответил: "Нет. Как может Яшин не выйти на поле?" Это была действительно трагедия. Трагедия Льва Яшина и тренеров, не сумевших в этот момент победить в себе "комплекс Яшина".

И еще это был результат того, что были мы чересчур советскими. Другие играли в футбол, а мы все время ощущали, что у нас за спиной партия и правительство. Вольно или невольно, но это давило.

"БЕСКОВ ОТНОСИЛСЯ К ЛЮДЯМ, КАК К РАБАМ. В ТОМ ЧИСЛЕ И К ЯШИНУ"

- Изучив статистический справочник, я был удивлен - после чемпионата в Чили вы так и не сыграли ни одного матча за сборную. Почему?

- В 63-м команду возглавил Константин Бесков. Он почему-то не воспринимал меня как игрока, хотя до того мы даже не сталкивались. И не вызвал на просмотр всех сборников в Воронеже. Но на него надавил тренерский совет во главе с Андреем Старостиным, и Бесков скрепя сердце направил мне вызов. Единственное, что нас связывало, - один и тот же портной. Я любил красиво одеться.

Так случилось, что мы ехали с ним в Воронеж в одном купе. Он читал "Театральную жизнь", я - Аристотеля, которым вдруг заинтересовался. Бесков спросил, что читаю, и, получив ответ: "Аристотеля", почему-то метнул на меня такой взгляд, что я почуял недоброе. Может, он решил, что я над ним издеваюсь.

В Воронеже стало ясно - ни Маслаченко, ни Яшин Бескову не нужны, он делает ставку на Урушадзе и Баужу. А на мне за что-то пытается отыграться. Он даже хотел устроить комсомольское собрание по поводу моей прически - так я пошел в парикмахерскую и коротко постригся. Потом я насолил тренеру тем, что вышел полевым игроком против воронежского "Труда". Сборная выиграла - 4:1. я два забил и два отдал. А когда на тренировках занимал свое привычное место, никто не мог пробить. Бескова это злило.

Кончилось все тем, что после тренировки в Лужниках, когда со мной отдельно занимался Василий Трофимов, я подошел к Бескову и сказал: "Я не дурак и очень хорошо чувствую обстановку в сборной. Вижу, что сейчас вам не нужен. В "Спартаке" вы меня всегда найдете. Обещаю вам изо всех сил тренироваться и всегда быть в форме". Развернулся и ушел. А потом узнал, что уходом своим испортил Бескову образцово-показательное мероприятие, на котором он собирался меня за что-то чехвостить.

Я был не один такой. Еще раньше, в Воронеже, на собрании встал Миша Месхи: "Константин Иванович, я не хочу в твоей сборной играть. Отпусти, домой". Потом это повторил Гиви Чохели. Я был третьим.

- Вы не пытались найти с Бесковым общий язык?

- Это было невозможно. То, как он себя вел по отношению к нам, ничего, кроме чувства протеста, не вызывало. По два с половиной часа мог мутить вам голову элементарными футбольными догмами, перемежая их экскурсами в театральную жизнь. Словно бы все время забывал, что имеет дело со взрослыми людьми, у которых есть свое мнение. Тренер относился к нам, как к рабам или подмастерьям, и игроков, знавших себе цену, это оскорбляло. Кстати, так же Бесков относился и к Яшину, и можно только позавидовать выдержке Левы - я удивляюсь, почему он не хлопнул дверью. Но судьба подарила ему знаменитый матч 100-летия английской лиги, где он сыграл божественно. И общественное мнение заставило Бескова вернуть в сборную великого вратаря, на котором он было поставил крест.

- Слышал, что вы были и кандидатом на поездку на следующий чемпионат мира - в 66-м, в Англию?

- Да. И был в прекрасной форме, почти в одиночку выиграв последний перед чемпионатом матч у ЦСКА - 1:0. Но на моем пути встал главный тренер сборной Николай Морозов, припомнивший, как в 59-м я уходил, несмотря на его увещевания, из его "Локомотива" в "Спартак". Яшин настаивал на моей кандидатуре, но Морозов был категорически против. "Слушай, что ты им сделал, этим тренерам?" - удивлялся потом Лев Иванович.

Это был мой последний шанс попасть в сборную.

"МОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ ОБ УХОДЕ СТАРОСТИН ПОДПИСАЛ НА СТУПЕНЬКЕ ТЕАТРА"

- Когда и почему вы завершили свою клубную карьеру?

- В 68-м мы заняли второе место - при том, что нормальной защиты у нас, по сути, не было. Приходилось работать без передышки. Мне был 31 год, и я обладал в команде таким авторитетом, что даже позволял себе по ходу игры менять тактику защитников, менять местами персональщиков. Руководство команды чувствовало, что мой авторитет растет, и меня чуть ли не в открытую называли будущим старшим тренером. И тогда было решено пригласить на первую роль Анзора Кавазашвили.

Нам тогда вручал подарки председатель Моссовета Промыслов. И мне он говорит: "Что-то вы в этом году много пропускали?" На что получает ответ: "Я не много пропускал, это мне много забивали". Промыслов смешался, не зная, что сказать дальше. Я понял, что от меня ждут заявления об уходе. Не смеют меня отчислить, но ждут, когда я сам сделаю ход.

Некоторое время я сопротивлялся. Был уверен, что переиграю Анзора, но стоял он. И у него дело, надо сказать, пошло хорошо. Команда стала чемпионом. А я все-таки написал это заявление - еще по ходу сезона. Оно было подписано Николаем Старостиным... на ступеньке Театра юного зрителя. Такое вот отношение.

- Подождите - как Старостиным? Вы же помогли ему вновь начальником команды стать?

- Николай Петрович действительно в "Спартак" вернулся только благодаря помощи моего тестя. И, дай Бог ему здоровья, здравствует во главе команды до сих пор. Но человек так устроен, что никогда не чувствует себя хорошо, пока кому-то обязан. Старостин ощущал это, а мой авторитет, как я уже говорил, рос.

Выход из такой ситуации обычно бывает один. Называется: нет человека - нет проблемы.

Маслаченко не затеряется в сложной послефутбольной жизни и, поработав два года главным тренером сборной Чада, получит предложение Николая Озерова попробовать свои силы на телевидении. И станет одним из самых популярных футбольных телекомментаторов.

Игорь Рабинер (1994 г.)

sport-express.ru

Добавить комментарий

Оставить комментарий

Комментарии 3

#3 gladiator1974 | 29 ноября 2012 13:16
Спасибо за статью. Многое мне было известно, но часть изложенного не знал...
Вот такие вот великие люди играли за СПАРТАК...
Вечная память в наших сердцах...
#2 Купер | 28 ноября 2012 19:02
Ну вот, даже в те годы вокруг места начальника Спартака ( нынешнего ГД ) шла борьба. И профсоюзные боссы, которых Маслаченко не назвал, выживали оттуда Н.П.Старостина. Сейчас такая же возня вокруг должности Карпина. Интервью показательное. Во все времена были конфликты в футболе. И конфликт Маслаченко и Месхи с Бесковым - тому пример. Фактически отказ играть за сборную. Сейчас бы из этого раздули шабаш. Раньше этого никто не знал. Люди за футбол болели, а не сплетни гоняли по инету. Впрочем, эту статью мало кто прочтёт.
#1 EversoR | 28 ноября 2012 12:48
Сегодня 2 года со дня смерти Владимира Маслаченко, Легенды Спартака...